Сорочка моментально
напиталась кровью. Нечто лишь задело кожу, раскроив ее, как тонкую
бумагу, но рука, сжимавшая меч, налилась свинцовой тяжестью, а
каждое движение отдавалось болезненными уколами. Перекатившись
вперед, когда тварь совершила очередной прыжок, Май бросилась к
распахнутой двери в надежде найти внутри укрытие.
Колени подгибались от
навалившейся слабости, но остановиться сейчас – смерти
подобно.
Давай же, еще
немного!
Тяжелое дыхание обожгло
спину, яростное рычание прокатилось по коридору, а девушка уже
коснулась рукой приоткрытых створок. Расстояние между ними было
небольшим. Видимо зверь бился в агонии, желая взломать засовы, но
те оказались слишком прочными. Все, на что хватило сил – щель не
больше фута в ширину.
Скользнув внутрь, Май
вскрикнула, когда коготь полоснул по спине.
Достал‑таки.
Упав ничком, она
прижалась щекой к каменным плитам пола и замерла, стараясь не
дышать. Со всех сторон тело сдавила цветочная сладость, такая
густая, что запершило в горле и невыносимо заныло под
ребрами.
Приподнявшись, Май не
смогла рассмотреть абсолютно ничего. Мрак был непроницаемым, живым.
Он колебался вокруг, будто пришло в движение угольно‑черное море,
намереваясь проглотить ее целиком.
Медленно, по капле,
ускользали вместе с кровью силы, а тварь все больше бесновалась у
двери, не собираясь оставлять жертву. Еще несколько ударов, и
засовы бы разлетелись, пропуская хищника. Май было не
сбежать.
Клинок бесполезен – она
не могла сражаться. На это не осталось сил.
Мрак сгущался, обступал,
впивался иглами в лодыжки. Май могла поклясться, что слышит рядом
дыхание.
Может, это сама смерть
пришла за ней? Любопытство убивает, и ее раны – тому
доказательство.
Что‑то горячее и влажное
скользнуло по щеке. Коснувшись кожи, девушка поняла, что
плачет.
– Тьма – твой лучший
друг.
Голос прокатился по
позвоночнику болезненной волной, впился в мускулы. Казалось, что
чья‑то невидимая рука скользит по шее, сдавливает затылок сильными
пальцами, пропуская по позвоночнику волну непривычного и дикого
жара, от которого вмиг пошла кругом голова. Будто в венах
пульсировала не кровь, а кислота, готовая растворить Май
изнутри.
Она могла поклясться,
что чувствует на щеке чужое дыхание, что кто‑то почти касается ее
губ своими.
Яростный рев за дверью
вывел из оцепенения.