– Свечей две связки, – сказал я им с затаённой признательностью, – и три человека. Оружие оставить, воевать сегодня не будем…
Через минуту мы в сопровождении троих матросов с зажженными семисвечными канделябрами двинулись по покрытой прыгающими тенями лестнице на второй этаж. Я сам ступал здесь впервые, поэтому подолгу возился возле каждой двери, подбирая к ней ключ.
Чуть тронутые остатками вечерней зари, заляпанные косматым мечущимся светом свечей голые стены гулких пустых помещений. Длинные коридоры, комнаты, комнатки, каморки. Две разорённые, ограбленные ванные с торчащими из стен обрезками свинцовых труб. Хлам и мусор в углах. Куски ломаной мебели. Запах кислой капусты, жареной рыбы и растревоженной пыли. На третьем этаже – комнаты поменьше, на втором – побольше, и одна из них – громадная обеденная зала, перегороженная для чего-то тонкими, кривыми, не достающими потолков дощатыми стенами. Я разглядел, наклонившись, что прибиты они не к полу, а к лежащим на нём деревянным брускам. Кивнул Бэнсону. Почти не напрягаясь, он по очереди отнял их, вместе с брусками, от пола и составил, словно громадные игральные карты, у дальней стены.
Да, зала. Да, громадная. Ярдов восемьдесят или девяносто квадратных, в темноте не разберёшь. Отсюда начинали обход, сюда и вернулись. Всё. Наполненное звуком гулких шагов и созерцанием пустых покинутых помещений путешествие завершилось.
– Том, а где жильцы?
– Мистер Том, а что вы купили? – одновременно спросили меня наши дамы.
– Вот это! – я широко раскинул руки в стороны.
– Что “это”? – озадаченно пискнула Алис, косясь на составленные Бэнсоном перегородки.
– Это! Вот всё э-то! – Не опуская рук, я повернулся вокруг себя; чуточку присев, подпрыгнул.
– О, Томас, – изумлённо и тихо почти простонала Эвелин. – Ты купил весь дом?
– Весь, милая. С чердаком, двором и конюшней.
Ахнула моя невеста, с шумом выдохнули матросы, застонала и захлопала в ладоши Алис. Мистер Бигль воздел вверх руку в белой перчатке и покачал ею в знак восхищения. Алис снова увлекла всех в повторное путешествие, и все ушли, восторженно восклицая и капая воском на заваленный мусором пол. Мы двое остались в темноте. Эвелин подошла, подняла ко мне руки, прижалась, устроившись щекой на груди, и мы молча так простояли, стиснув друг друга, покачиваясь, пока не стали возвращаться ушедшие.