На дворе была темная ночь. Небо так и горело звездами. Слышно было, как где-то во мраке позванивала бубенчиками арбузовская тройка.
– Так кто едет, господа? – кричал в темноте хмельной Арбузов. – Сережа, садись со мной… и доктора возьмем… Наумов!
– Я, право, не могу… – брезгливо говорил невидимый Чиж. – Завтра на урок надо рано…
– Какой там урок! – закричал Арбузов, хватая его за руку. – Врешь, не пущу! Поедем с нами!
– Ну, ладно! – так же брезгливо, сам не зная зачем, согласился Чиж.
Слышно было, как забренчали, заговорили бубенчики первой тройки.
– Вы на новых лошадях? – пунктуально осведомился длинный Краузе.
– Да… Стой!.. Сережа! – закричал Арбузов. – Хочешь посмотреть?.. Красавцы!.. Стой!.. Павел, придержи… Сережа, иди сюда!
Вспыхнул трепетный огонек спички. Из черного мрака выдвинулись в ряд, как на триумфальной арке, три умные прелестные лошадиные головы с темными агатовыми глазами и сторожко шевелящимися ушами.
– Смотрите, ведь не выезжены, испугаются… – равнодушно предупредил поручик Тренев.
Арбузов не ответил. Он ходил под самыми мордами лошадей и освещал их спичкой, спокойно и любовно разговаривая не то с Михайловым, не то со своими лошадьми.
– А, что? Правда, красавцы?.. Они у меня так и называются: это вот Красотка, эта – Красавица, а коренник – Красавец!..
Вороная Красавица чутко косила агатовым круглым глазом. Коренник прял ушами и переступал с ноги на ногу. Видно было, как нервно двигается тонкая, перепутанная сетью точеных жил, блестящая кожа. Тройка стояла как вкопанная.
Спичка потухла.
– Ну, едем! – сказал Арбузов, швырнув в сторону красный уголек. – Садись! Сережа, ну, готовы?.. Попа не забыли?
– Я тут, тут я! – ответил из темноты голос рыжего батюшки.
– Можно ехать, все сели! – огласил корнет Краузе.
– Ну, Павел, трогай!
Невыезженная тройка, не видимая в темноте, шарахнулась куда-то в сторону, выровнялась, натянула вожжи и со смехом, говором и стоном бубенчиков тронула по темной, бархатной от пыли дороге.
Все ускоряя бег, гремя и звеня на всю улицу, взбудоражив собак, экипажи один за другим завернули за угол, и быстро замелькали по сторонам неявные очертания заборов, белые пятна домов, церковные ограды, призраки черных деревьев с распростертыми руками.
– Пускай, Павел! – неожиданно крикнул Арбузов.
Задним не поспеть, Захар Максимыч! – не оборачиваясь, солидно ответил кучер, спина которого неясно маячила во мраке. Но, должно быть, он пустил вожжи, потому что внезапно земля рванулась назад, комья сухой глины больно засыпали ездоков, а воздух, сливая все в черту, загудел и застонал кругом. Непрерывно и дико залились бубенчики.