Гаррон утерся рукавом, нещадно размазав по лицу кровь, и с
растущим восхищением посмотрел на сменившего его эльфа –
Таррэн словно врос в пол, не уступив проклятым тварям ни пяди
земли. Не дал ни единой возможности просунуть внутрь жадные морды.
Стоял, как влитой, переступая ногами только для того, чтобы не
споткнуться об очередное тело, которых образовывалось перед ним так
много, словно волков косил страшный мор. Точнее, сразу два мора,
которые носили скромные имена: сак’раши и с’сирташи. Оба клинка
порхали в его руках так быстро, что изумленно застывшие люди даже
не успевали понять, где заканчивал короткую дугу один и начинал
второй. Но самое удивительное было в том, что они… пели! Какую-то
тихую, печальную, но вместе с тем невыразимо прекрасную
песнь – гимн смерти тем несчастным, кому не повезло попасть
под их отточенные острия.
На людей безостановочно летели горячие алые капли, брызгало
липким, заставляя отворачиваться и брезгливо сплевывать соленое с
губ. Мощные волчьи тела разлетались на части прямо в прыжке,
а эльф все рубил и рубил. И при этом дышал по-прежнему
ровно, а двигался настолько стремительно и так завораживающе
красиво, что Гаррон вдруг почувствовал зависть к проклятому
бессмертному, который даже сейчас, перед угрозой смерти, выглядел
как юный бог, неожиданно спустившийся с небес.
А еще, наконец, ему стало ясно, почему темные во все века слыли
великолепными бойцами, превосходя в этом искусством даже светлых
собратьев. Почему когда-то посчитали себя вправе владеть целым
миром и бесконечно презирали несовершенных и медлительных смертных.
Торк! Да они имели на это полное право!
Потрясенный работой Таррэна, Гаррон вдруг осознал и то, что
один-единственный эльф, путешествующий с караваном под видом
обычного посла, вполне способен разогнать охрану этого самого
каравана, ничуть не запыхавшись и даже не устав. Совершенный боец.
Воистину страшный противник. Но сейчас он почему-то берег его
жизнь, как и жизни многих других, хотя вполне мог бы не делать
этого.
– Зря, – тихо согласился Элиар, красноречиво
покосившись на темного.
Танарис кивнул. Помогать сородичу они почему-то не стали. Только
поглядывали по сторонам, скупо выпуская драгоценные стрелы, которые
было действительно жаль оставлять в телах каких-то там волков. Не
для того они были любовно вырезаны, не для того украшены
белоснежными перьями, не для того на них горели древние эльфийские
руны, чтобы вот так глупо потратить. Поэтому оба светлых остались
стоять, где стояли, и с нескрываемым облегчением вздохнули,
когда бесконечный поток серых хищников стал ощутимо слабеть.