В 20-е и 30-е годы несколько террористов-одиночек предприняли попытки покушения на Сталина и других советских вождей. Самая знаменитая из них – убийство Кирова в Смольном, как известно, удалась. А вот более ранняя попытка теракта, жертвой которого могли стать Сталин, Бухарин или Рыков, провалилась, причем не из-за бдительности охраны, а лишь из-за нерешительности горе-террориста.
12 марта 1927 года советская история чуть было не пошла по иному пути, чем мы привыкли читать в учебниках. И ее ось мог повернуть разочаровавшийся в советской власти и в собственной жизни 24-летний репортер большевистской газеты «Правда» Соломон Наумович Гуревич, в глубине души придерживавшийся меньшевистских убеждений. Но подвела сына владельца галантерейного магазина в Кременчуге сначала собственная нерешительность, а потом – слишком откровенное письмо к своей знакомой – некой Вайнштейн-Златовой. Там Гуревич рассказал, как он собирался прихватить с собой в могилу кого-нибудь из вождей большевистской партии. Писать роковое письмо, оказавшееся потом в руках ОГПУ, Соломон начал в полночь 12 марта:
«Ну, что дальше.
Раньше все думал, вот только попасть внутрь и тогда там, внутри, во время торжеств ты.
Ну, вот сегодня и билет в Большой театр достал, и на трибуну пролез, и револьвер в кармане был, и он – тот, которого ты хотел убить, – Бухарин, мимо тебя прошел, а ты, ты почему не выстрелил?
Или храбрости не хватало, или раздумал – жить захотелось.
Нет, ни то и ни другое.
И жить больше не хочется и храбрость нужная была, но вот это самое проклятое „но“ и помешало.
Всегда это самое „но“ мне мешает сделать то, что сделать я желаю.
Как это типично для меня и для всех т. н. интеллигентов.
Никогда дела не следуют за словами.
„Суждены нам благие порывы“. Вот взять сегодняшний случай.
Ведь казалось все предрешил.
Я решил, что жить не стоит. Я решил умереть.
Но так просто умирать я не хотел.
Я решил застрелить кого-либо из „людей власть имущих“ – хотел Сталина или Рыкова.
Это обеспечило бы мне смерть и не простую смерть путем самоубийства, а путем террористического акта.
Хотел я сделать „это“ 21 января – в день годовщины Ленина, тогда в Большом театре заседание торжественное было. Но (вот опять это „но“).
Я этого тогда не сделал.