Собрав всю смелость, что у неё оставалась, она спустилась в
подвал. С неким удовлетворением заметила пару трупов мятежников,
что встретились ей по пути, её мальчики, несмотря на то, что им
было всего по двенадцать, смогли ранить и убить двоих подонков,
пока те спускались, но вскоре она обнаружила и их тела.
Она собиралась развернуться и ворваться во дворец, продав свою
жизнь подороже, ведь теперь ей незачем стало жить. Но боковым
зрением она заметила, что рука Дарона протянута к стенке, а Марек
явно защищал своего брата, когда того уже ранили. Она подошла к
стене и увидела на ней буквы ж и в, и начало ещё одной. Не трудно
было догадаться, что пытался написать Дарон, учитывая, что
единственный член их семьи, который сможет прочитать эту надпись -
она сама.
Она надсадно взвыла, присоединившись в тот вечер к целому сонму
таких воев, полных боли и отчаяния. До сих пор она была
сконцентрирована только на своей семье, поэтому звуки пылающего
города, были до сих пор заглушены её сознанием, а теперь вырвавшись
на волю, давали понять, что времени на решение у неё оставалось всё
меньше и меньше.
Она выполнила тогда просьбу своих сыновей, оттолкнув ту
самоубийственную мысль. Она бежала и бежала, сначала из страны,
которую охватывало пламя гражданской войны, потом через леса,
торговые тракты и поля.
На пути, ей попадались эльфы, от которых она просто улёпётывала,
в её истинной форме, она была быстрее, даже в лесу. А вот с
бандитами на большой дороге, разговор был короткий.
Никто не собирался доверять зверочеловеку, особенно волчице.
Именно тогда она и встретила госпожу Латисию. Она согласилась
принять её, но только в качестве раба.
Кирара понимала, это единственный реальный для неё вариант, так
что как следует всё разнюхав о владельцах этого надела, она
согласилась на рабство. Правда с условием, что она станет личной
рабой госпожи.
Стоит заметить, что в данном королевстве, полное подчинение,
которое и было тем самым абсолютным рабством, было под запретом. А
то, что тут так называли, больше походило на клятву верности.
Кирара наконец вышла из воспоминаний и с нежностью посмотрела на
ворохнувшегося Корана. Он стал ей как родной. Орвэлл и Лира конечно
тоже воспринимались ей почти как родные, но именно что почти. Коран
тянулся к знаниям и к воинскому делу кажется буквально с
пелёнок.