Так или иначе, у меня, самого по себе, незавидная участь, это
тем более наглядно видно по тому, как далеко зашло развитие сходных
с моими частей у тех же Шустрых. Пусть линейно сопоставить мои
части с его не получится по объективным причинам, слишком
кардинально отличается подход к Жизни у нас, но даже развитие таких
структур как нервная ткань разительно отличается.
Чего уж там, надо быть честным с собой, развитие Ганглиев в
Библиотеки это тупиковая ветвь, которая хоть и принесла мне очень
большое преимущество, тем не менее не имеет дальнейшего развития,
так как всё ещё является той же структурой, просто раздутой до
огромных размеров и адаптированная под реалии моей основной цепочки
генов. Если я мог только накапливать данные, то Шустрый умудрился
видоизменить Ганглий в полноценный орган, который кроме сбора
информации от рецепторов, смог скоррелировать её между собой и
получить результат из собранного конструкта.
В Рое, такое произвести мог только я. Моё “Я” уникально, а
следовательно обречено однажды попасть в тупик ассоциаций, как тот,
в котором оказалась Библиотека. Да, я до сих пор могу быть уверен,
что смогу, переведя Рой в агрессивное состояние, поглотить всю
Жизнь в Мире, даже сквозь щит льда. Но сама посетившая меня мысль о
подобном показалась настолько дикой, что захотелось отключить
сознание. Порождать Ничто своими руками? Да, лучше уж убить весь
Рой и вернуться в пустоту самому.
Впрочем, небольшой выход был. И оказалось, что моё желание
адаптироваться к Донору, а не только адаптировать его под себя,
продиктовано подсознательным понимаем ущербности пути поглощения и
подчинения. Мне предстояло превратить небольшую заготовку,
открывшуюся мне выбранной видовой принадлежностью, в ключ к
спасению.
При исследовании собранных знаний, я обратил внимание, что
Шустрые под моим управлении обгоняли прочих сверстников в развитии,
и отнюдь не по физическим характеристикам. Твердь, да и Глубина
полнились более быстрыми, более крупными, более сильными, и
прочая-прочая. Зато путь возросшей нагрузки на нервную ткань очень
ускорил развитие адаптивности. Там, где крупнейшие умирали от
холода, Шустрый, находил павшую листву и закапывался. Там, где
сильнейшие погибали от голода, Шустрый приучился к охоте стаей.
Там, где быстрейшие пропадали в ловушках, Шустрый организовывал
засады.