– Вышинский позже появился, – парирует Молотов.
04.10.1972
– В Польше дела неважные, – говорю я.
– Плохо не просто то, что там неважное настроение, – отзывается Молотов, – но то, как мы капитулянтски информируем об этом.
– Пришел наш танкер с продовольствием, они не подпустили к берегу, обстреляли. Лозунг: «Лучше умереть с голоду, чем есть русское дерьмо!» Есть нечего, не работают. Чехи прислали им состав с курами – не пропустили через границу. Партия оказалась там слабой, недостойной.
– Не то что слабой, – добавляет Молотов, – а никуда не годной. Съезд они неплохо провели. Но действий со стороны Кани (Первый секретарь ПОРП. – Ф. Ч.) не было. Гришин сказал твердо, что мы не отдадим Польшу.
– Вы со Сталиным еще в Потсдаме заявили, что Польша должна быть самостоятельным, но не враждебным нам государством.
– Ну а потом, когда мы ее приблизили к себе и она стала нам дружественной – тем более, – говорит Молотов.
03.06.1981
Социализм в Восточной Европе
– Говорят, что после войны не было единства в политбюро насчет строительства социализма в странах, которые мы освободили.
– Нет, не было этого.
– То есть у вас сразу была твердая линия на строительство социализма в этих странах, да?
– Осторожная только… Для этого народная демократия была, а не диктатура пролетариата, все это были переходные такие формы, которые необходимы были. А суть – да.
– Суть: провести эту политику?
– Ну, в разных условиях по-разному. Одно дело в ГДР, другое дело – в Болгарии, но основа одна и та же.
– А Австрию вы специально оставили так?
– Да, это конечно. Потому что она не подготовлена была для этого. Браться официально за неподготовленное дело – только осложнять дело и только портить, так сказать…
– Значит, заранее решили про социалистический путь, но Австрию не трогать?
– Ну да. Насчет Австрии заранее решили. И насчет Греции. И Финляндии тоже. Я считаю, что это принято очень разумно с точки зрения истории и политики. Видите, тут самое трудное, чтобы от империализма ушли. А это было предрешено до окончания войны.
– Я читал, американцы сожалеют, что Берлин оказался в советской зоне оккупации Германии.
– Конечно, это безусловно. Это был компромисс, но такой компромисс, при котором наши плюсы были больше, чем ихние, конечно. Но и трудности оставались. А много еще осталось и других трудностей.