Яркие, фиалковые очи заставили его замереть на пороге. Она
смотрела на чужака так, будто в ее дом явился сам дьявол, а не
уставший с дороги путник.
Евания Гарана скрестила на груди руки. С вызовом задрала
подбородок.
Нет, вблизи она уже не так сильно походила на свою дочь. Черты
ее лица показались Норлану чуть более резкими, чем у Гвин. Да еще
эти глаза, совершенно аметистовые. И маленькая темная родинка на
правой скуле, совсем близко к виску.
Она носила частые мелкие бусы у самой шеи. Черные зернышки агата
обнимали высокий воротник-стойку ее плотного платья. Такие же
агатовые шарики виноградной гроздью украшали гребень, который
придерживал часть волос на затылке. Другая часть ниспадала по спине
до пояса волнистым алым каскадом.
Женщина стиснула правую руку в кулак, будто закрывая собственное
сердце. И тут Норлан заметил, что в руке цветочница все еще сжимает
большие ножницы, которыми она обрезала шнурок для
покупательницы.
Холодный воздух ворвался из-за спины импери, заставив его
вспомнить о том, что дверь в лавку все еще распахнута, а кругом
полным-полно нежных цветов. И он торопливо захлопнул ее.
Колокольчик снова весело звякнул.
Архимаг говорил что-то относительно того, как они доехали, и как
плохи в северной части Империи дороги. Но ни Иврос, ни Евания не
слышали его слов.
— Авериус, — перебила мужа хозяйка. Тон женщины сделался
жестким. — Я просила тебя привезти домой нашу дочь. Дочь, которую я
не видела несколько лет. Скажи мне, я что, попросила о чем-то
невозможном? — она кивнула на Ивроса. — Кто это? И где Гвинейн?
— Как бы поделикатнее выразиться, — Авериус Гарана явно
проигнорировал недовольство супруги, впрочем, как и любую возможную
«деликатность». — Это сердечный интерес нашей дочери.
Евания Гарана смерила незнакомца долгим изучающим взором.
— Тот деревенский принц, за которого она сбежала замуж? — с
сомнением в голосе уточнила она. Будто силилась понять, что именно
ее смущает в спутнике супруга, но никак не могла.
— Нет, он не ее бестолковый муж. Слава богам. Дела обстоят
гораздо лучше, — мастер над проклятиями тем временем расстегнул
плащ и бросил его на один из сундуков, слегка зацепив при этом
большое ведро с сушеной лавандой. — Он — импери. Причем
чистокровный. И наша Гвин влюблена в него так, что вокруг них
погода меняется прямо на глазах. Можешь себе представить?