Доктор тяжело вздохнул.
— Иногда, употребление, — он потряс
пакетиком, — приводит к непоправимым последствиям. И я не про
побочки наркотического отравления. Образ жизни, девушка. Образ
жизни наркомана. Он влияет на организм куда серьезнее этой отравы.
Зачем вам это? — доктор добродушно задрал брови. — Давайте
сделаем так. Вы скажете мне имя, адрес или телефон родных, потом, я
смою это в унитаз, а вы поедете в специализированное заведение, где
вам попробуют помочь.
— Пушкинская?..
— А вы сообразительная особа, значит
не все потеряно!
Я вцепилась в покрывало. Нужно
успокоиться. В висках стучало. Шмыгая носом, я пыталась укутаться
по самые уши. Холодно...
— Дышите глубже. Я знаю, что вам
плохо, — мужчина заглянул на второй листок в папке и покачал
головой. По подбородку потекла слюна, я открыла рот, вот-вот
надеясь сообразить на ответ, но челюсть в миг свело.
— Скажите имя, и я попробую
что-нибудь с этим сделать, — стукнул он по затекшей ноге. Я сразу
взвыла и дернулась с кровати.
Живот опять заболел, и я обнаружила,
что пристегнуть меня все же додумались. Ноги и верхняя часть
туловища намертво были прикованы к койке.
Я зарычала.
— Ну ладно...
Доктор поднялся, сунул папку в ящик,
прикрученный к двери, и вышел.
Дерьмо!
Покрывало отправилось на пол. Какого
хрена так жарко! Они не заставят меня, они не имеют права!
Про Пушкинскую знал любой наркоман в
городе. О том, что никто оттуда еще не выходил слышала даже я.
Дверь медленно приоткрылась.
Скулистое лицо, спрятанное за жидкими золотыми нитками вместо
волос, выглянуло из проема.
— Нашла!
Юля забежала в палату и сразу нырнула
под койку. Я до последнего думала, что мне мерещится. И где халат
взяла?..
Ремни ослабли. Я принялась
потягиваться. Болело всё.
— Давай, давай, реще! Где манатки??
— подруга стащила меня с койки.
Я не могла думать ни о чем кроме
боли. В глазах все плыло. Я прижала руку к животу, и больничный
халат принялся спешно алеть.
— У-у! Да кажись тож аппендицит!
Жить будешь!! Давай, соображай, где вещи!
Юля принялась рыскать по палате. Из
ящиков все полетело на пол. Какие-то склянки, простыни,
бумага...
— Нужно уходить... — шипела я.
— Да где оно! Куда дела?! — я
почувствовала крепкий болезненный хват на загривке. Тощие пальцы
впивались в череп, казалось, до треска.