Может, не стоит бежать из города, подумала я. Может, достаточно будет где-то укрыться так, чтобы продержаться, пока не придет подмога? Раздобыть еду, которой наверняка нет, потому что крестьяне, занявшие дома на соседней улице, тоже нуждались в хлебе насущном. Вдобавок к голоду остается риск пожара и антисанитарии, но, возможно…
Мысль додумать я не успела. Дверь неподалеку хлопнула несколько раз, плач ребенка стал громче, сначала я расслышала женские голоса — один визгливый, но неразборчивый, тихий, второй умоляющий, и слова я тоже не разобрала. Затем дверь захлопнулась, и один из голосов отчаянно заметался по всей улице:
— Пусти меня, Аннетт! Пусти, я же родня тебе!
— Проваливай со своим ублюдком! — каркнули ей в ответ грубым старушечьим басом. — Будет она еще тут строить глазки! И не вопи, пока тебя не отправили прямо в пропасть!
— Да будь ты проклята, старая карга, вместе со своей невесткой и сыном! — завопила женщина с улицы, и тут же из множества окон раздалось:
— Заткнитесь, вы, пока нас всех тут не перерезали!
— Чтоб вы сгорели со всем вашим хламом!
— Тебе первой и перережут горло, Жаннет!
Ставни никто не открывал настежь, но ругались из щелей увлеченно. Я чуть высунулась и посмотрела на происходящее: молодая женщина с младенцем, который даже плакать перестал, быстро шла в моем направлении.
Она была мне опасна меньше, чем все остальные, и я буквально выскочила ей наперерез и замахала руками. Женщина остановилась, всматриваясь в меня — фигуру она различила, но солнце, уже взошедшее над домами, слепило ей глаза и не давало убедиться, что я тоже не несу ей угроз.
— Иди сюда! — зашептала я. — Я тебя не трону!
— Да боялась бы я тебя, — ухмыльнулась женщина. Я смогла ее рассмотреть: лет двадцать, вряд ли больше, и — о чудо! — на ней намотано подобие слинга. В руках у нее не было ничего, и это, возможно, было причиной, почему она все-таки подошла ко мне с моей рубахой вместо мешка: все хоть что-то, может быть, нужное. — Ты чего по улицам ходишь? Смерти не боишься или дурной?
— А ты-то куда идешь? — спросила я, отступая и давая женщине протиснуться в проулок. Крики наконец стихли, и я понизила голос: — Да еще с младенцем?
Женщина скривила губы. Она была похожа на булочницу или молочницу, судя по некогда чистенькому чепцу, полненькая, со вздернутым носиком.