Келюс и Фрол, не без труда вырвавшись из цепких рук медработников, убедились, что больше никому не нужны. На площади у опустевших баррикад кипел митинг, раскрашенные девицы и столь же раскрашенные юноши хрипели под электрогитары песню про Андреевский флаг, чуть дальше стояла ровная шеренга танков, перешедших после прошлой ночи на сторону Президента. Общественный транспорт не ходил, а денег на такси как назло не осталось: Николай потратил их на сигареты, а дхар добирался из Тулы на последние рубли. Идея попросить машину у руководства была отвергнута, и они уже решили не спеша прогуляться по Столице, но тут им повезло. В толпе на площади Николай и Фрол столкнулись с одним из тех, кто навещал их в госпитале. Популярный артист, ныне ставший министром, не получил еще достаточной государственной закалки, а потому не только сразу же признал их, но тут же, ни о чем не расспрашивая, усадил в свою «Ладу», выяснив лишь, куда ехать.
Лунин жил в огромном сером Доме на Набережной, где когда-то обитала столичная знать, а ныне доживали свой век отставные бонзы. В доме, конечно, было полно молодежи, начисто забывшей или вовсе не знавшей его истории, но Николаю все же порой становилось не по себе при виде гигантского фасада, сплошь увешанного мемориальными досками. Выбитые в камне имена превращали фешенебельное жилище в колоссальный склеп, населенный тенями когда-то властвовавших, затем преданных, убитых, а ныне забытых всеми.
Квартира деда, где некогда обитала большая семья, от которой теперь остались старик и его внук, находилась на четвертом этаже. Этажом ниже много лет назад жил брат Лунина-старшего, двоюродный дед Келюса. Об этом человеке в семье обычно молчали, а если и говорили, то глухо и странно. Все было проще, если б младший брат деда честно сложил голову в застенке, как и сотни других обитателей Дома. Но таинственный двоюродный дед, весело улыбавшийся со старых фотографий, не погиб – исчез. Николаю порой казалось, что он где-то здесь, в лабиринтах гигантского здания. Он даже видел его в детстве – такого же молодого, в кожаной куртке и кепке, с небольшой острой бородкой, как на фотографиях. Но на все вопросы родители, а потом и дед, отмалчивались, и Николай, не веривший в привидения и прочую мистику, надеялся, что старик когда-нибудь расскажет ему и об этом.