– Милейший Канноний! – вскричал он.
– Милейший Воконий! – отозвался торговец.
Они перешли на диалект, которого Дима не понимал. Солдаты торчали у входа, припечатав сапогами мозаичную надпись на пороге, и глазели по сторонам. Приятели куда-то удалились. Дима уселся на холодный пол. После раскаленной пыли это было блаженством. В интернате в это время обед. Он гулко вздохнул, вспомнив родную столовую.
– Вадим Баранов, – услышал Дима свое имя.
Он вздрогнул и поднялся на ноги.
– Сюда, – позвал чей-то незнакомый голос. Он звучал из-за темного занавеса на противоположной стороне комнаты. Дима откинул занавес, и свет ударил его по глазам. Под ясным небом зеленели подстриженные в форме птиц и рыб низкие деревца и кусты, среди них голо белели скульптуры.
Его тронули за руку.
– Сюда. Господин ждет тебя.
– А вы кто? – спросил Дима своего провожатого.
– Я диспенсатор[11], – последовал исчерпывающий ответ.
Воконий и Канноний сидели в крытой галерее, потягивая винцо. Диспенсатор толкнул к ним Диму и, поклонившись, ушел. Воконий с интересом рассматривал павшего духом сюковца. Затем повернулся к Каннонию:
– Кто он по справке?[12]
– По справке он врач, но и боец недурной. Посмотри, как сложен! Несомненно, на родине его обучали владеть оружием.
Воконий покачал головой в раздумиях.
– Десять динариев, – сказал он.
– Дорогой мой Воконий!
– Хорошо. Сорок одна сестерция.
– Одиннадцать динариев, – сказал торговец. – Но учти, это грабеж.
– Северяне быстро дохнут, – отозвался хозяин дома, отсчитывая сорок четыре сестерции.[13]
Вадим проснулся от того, что в него тычут палкой. Тыкали в спину, не то чтобы больно, но назойливо и довольно нагло. Дима зашевелился и со стоном сказал:
– Встаю, встаю…
Под руками зашуршали сухие листья и солома. Было темно и тесно. Дима зевнул и закашлялся от пыли. Вчера он так устал, что не соображал уже, где свалился в объятия Морфея. Сейчас кто-то настойчиво его из этих объятий извлекал.
Дима обнаружил себя в темной каморке площадью не более четырех квадратных метров, как он определил на глаз. На полу ее было устроено лежбище. В проеме двери темнела фигура с палкой в руке. Вероятно, это древнеримский сумасшедший дом, подумал в смятении сюковец.
– Эй, ты, – сказал человек.
Дима выбрался из каморки и оказался с ним нос к носу. Это был невысокий худой черноволосый человек лет двадцати семи или чуть больше.