– Что случилось? – спросил Антонин. – Почему все ушли?
– Народное собрание утвердило решение совета, – сказала Тэкла. – Предстоит полное переосвидетельствование всех членов общины согласно новому стандарту Аристандра-Антонина.
– Из-за меня столько беспокойства! – расстроился Альбин Антонин. – Я всего лишь хотел купить в вашей деревне хлеба! Лучше бы я его украл!
– Ты следовал кодексу чести патриция, – утешительно молвила Тэкла.
Альбин засиял.
– Ты знаешь о Codex honorum patricii? Откуда?
– Догадалась, – вздохнула Тэкла. – Более того, хочу этим воспользоваться. Ты ведь не можешь отказать даме?
– Твоя правда, доминилла.
– Старейшины направляют меня в Могонциак с большим посланием к магистрату и уточненным индексом, который, после того, как будет окончательно рассчитан для всех параметров, получит название Lex Aristandri-Antonini и обретет силу закона.
Разговаривая, они покинули штаб-квартиру и теперь шли по деревне, не замечая более волнения, которое охватило ее жителей. Возле забора, увитого вьюнком, Тэкла неожиданно остановилась.
– Вот мой дом, – сказала она. – Не окажешь ли мне честь и не осчастливишь ли мой кров своим посещением?
Альбин заколебался. Его пугали эти похожие на капканы домишки.
Тэкла прибавила:
– Я покажу тебе мой ткацкий станок.
Альбин зажмурился и так ступил под воротца, после чего открыл глаза. Он обнаружил себя в небольшом садике. На грядках, как и везде в деревне, росли несусветные овощи с мощной ботвой. Домик в глубине сада, полускрытый яблонями с крошечными зелеными и полосатыми яблочками на узловатых ветвях, выглядел ненастоящим – игрушечным.
– За домом у меня большой участок, – похвалилась Тэкла. – Я выращиваю лен. Хочешь посмотреть?
И она побежала вперед по садовой дорожке, легко отталкиваясь от земли и чуть взлетая при каждом шаге. Антонин тяжко шагал следом. Рядом с Тэклой, хоть и помещенной внутри громоздкого сундука одеяний, он казался себе неуклюжим.
Они миновали дом и окно с резным наличником. В мутном стекле с густым радужным разводом мелькнуло невнятное лицо – то ли одна из служаночек выглянула из дома, то ли отразились проходящие мимо.
Тэкла не преувеличивала, называя свой участок большим. Это было настоящее поле. Антонин никогда в жизни не видел еще, как растет лен, и теперь был поражен открывшейся картиной: над полем, раскинувшемся на десяток югеров, словно в воздухе висели мириады крошечных голубых цветочков. Тонкие серовато-зеленые стебли были как пряжа, перепутанная, раздерганная и разбросанная на всем пространстве участка.