Старейшины пришли на совет со своими подушками и каждый долго усаживался, стараясь поудобнее расположить кривые, костлявые или наоборот раздутые ноги. Согласно здешнему обычаю, мутант, не способный сидеть на земле, не может претендовать на положение старейшины.
На Альбина со всех сторон уставились глаза – желтые, серые, черные, с удлиненным зрачком, со сплошным расширенным зрачком, вытеснившим радужную оболочку, или со светящимся, как у зверя. Глаза злые, любопытные, оценивающие.
– Капитаны! – обратилась к ним Тэкла, и Альбин по ее голосу вдруг понял, что девушка сильно волнуется. – Я привела вам настоящего патриция. Это Антонин из болонских Антонинов. Мне больше нечего сказать.
От капитана к капитану прокатилась жаркая волна беспокойства. Затем один из них поерзал на подушке и обратился к Альбину, кисло улыбаясь:
– Мир тебе, патриций Антонин.
– Миром приемлю, – отозвался Альбин настороженно.
– Хм, хм! – заклохтал капитан-командор. – Мое имя Арридей. Моим предком был боцман подлодки «Геркуланум» Арридей Тармит.
– Достойное имя, – сказал Альбин.
– Хм, хм, – молвил потомок боцмана, неловко ворочаясь на скользкой шелковой подушке. – Тебе придется снять одежду, патриций. Таков закон.
– Хорошо, – сказал Альбин.
Арридей повернулся к своему соседу и что-то яростно зашептал тому на ухо. Тот сперва сморщился, затем кивнул и, поднявшись, заковылял куда-то прочь.
Альбин вопросительно глянул на Тэклу. Она чуть покраснела и тихо произнесла:
– Они хотят измерить твои параметры и сопоставить их с эталоном. Ты дозволишь?
– Это ведь очень важно? – спросил Антонин и поднес руки к горлу, чтобы развязать тесемки плаща.
Тэкла ответила странно:
– Это политика.
Вернулся уходивший капитан. С ним пришел еще один человек, горбун в заплатанных штанах, который тащил на себе деревянную статую, изображавшую человека в полный рост. Кряхтя и охая, горбун водрузил свою ношу рядом с Альбином, после чего боком двинулся прочь.
Статуя представляла обнаженного мужчину, немолодого и изрядно располневшего. Он стоял прямо, слегка даже откинувшись назад и чуть расставив мускулистые ноги. Руки с раздутыми бицепсами висели вдоль туловища. Выкаченная грудь и крепкое вместительное брюхо служили выразительными свидетельствами лихости и жизнелюбия изображенного. Обрюзгшее, но все еще энергичное лицо улыбалось застывшей улыбкой, имевшей явное сходство с жуткими ухмылками архаических божеств Крита.