ее – провинциалку, едва начавшую осваивать столичные манеры и не имеющую понятия о сложных дворцовых интригах! Эта новость вызвала много шума, но с решением Ризель никто не отважился спорить: у принцессы, как поэтично выразился придворный бард, было две тени – собственная и отцовская.
Впрочем, красивое слово «подруга» давало не только привилегии. Ее обязанности мало отличались от обязанностей простой служанки – подай, отнеси, приготовь ванну. Такой высокородной госпоже, как Ризель, не могла прислуживать обыкновенная женщина. А кто из магусов, благородных птиц, по доброй воле станет слугой? Уж точно не ястреб, орел или ворон, а от скопы или чайки-крикуна Ризель и сама не приняла бы такой услуги. Вот и оставался один-единственный вариант – воробей. Маленький, скромный и совершенно безобидный…
Фаби замедлила шаг. В этой части дворца стены были из металла, и плоские лампы в потолке заливали их потоками мерцающего красного света. Сразу несколько причудливо изломанных теней Фаби застыли на потускневшей от времени поверхности, словно потеки запекшейся крови. Дверь мигнула зелеными огоньками, узнавая подругу принцессы по прикосновению; замок приветливо щелкнул. Девушка смахнула с платья невидимую пылинку и вошла, опустив голову еще ниже. Тяжелый нрав Ризель был известен всем, и поэтому возвышению Фаби удивлялись, но не завидовали: в первые две недели только ленивый не делал ставки, пытаясь развлечься, а заодно и подзаработать на позорном изгнании выскочки-деревенщины.
Не вышло.
Дни шли за днями, и как-то раз Фаби поняла, что все больше воспринимает Ризель не как госпожу или Ее Высочество, а как старшую сестру, которой ей всегда так не хватало. Принцесса была очень красива; ей посвящали поэмы, а за каждый танец устраивали дуэли – впрочем, случалось это редко, поскольку Ризель не жаловала балы. Ее дни проходили в заботах, которые больше пристали бы принцу, но так уж вышло, что никто другой не мог делать для Капитана-Императора то, что делала Ризель.
Фаби вспомнила, как впервые помогала госпоже и подруге принимать ванну: тело принцессы казалось хрупким, словно сотворенным из молочного опала, а татуировка на спине поражала воображение – казалось, две танцующие цапли вот-вот взлетят. Рисунок был непривычно большим; впрочем, Фаби просто привыкла к знаку воробья, который можно было закрыть даже такой маленькой ладонью, как у нее.