И здесь её ожидал сюрприз. В
одном из «бутиков», когда Алиса просматривала парижский журнал мод
(здесь, оказывается, были и такие!), в глаза ей бросилось нечто
странное. Девушка пригляделась, перелистнула несколько страниц и
недоумённо нахмурилась. Представленные на разворотах журнала
последние модели дамского белья разительно отличались от прочего
ассортимента – им, скорее, было место на страницах изданий совсем
другого времени. На вопрос – «а можно ли приобрести эти модели?» -
хозяйка заведения объяснила, что продукция парижского модного дома
«Вероника» пользуется невероятным спросом, и заказы надо делать,
самое меньшее, за полгода. Алиса кивала, соглашаясь – ажиотаж
вокруг сверхпопулярных брендов был ей очень даже знаком…
Покинув, наконец, последнюю из
модных лавок, женщины подозвали извозчика. Дождались, когда
приказчики взгромоздят на пролётку штабель свёртков, коробок и
шляпных картонок, содержимое которых составляло новый Алисин
гардероб – платье и прочие предметы туалета, добытые в театральной
костюмерной, не выдерживали, как выяснилось, никакой критики. Потом
обсудили, следует ли сначала отвести покупки домой (решено было
отправить их на Гороховскую с рассыльным) - и велели, наконец,
отправляться. Ольга Георгиевна предложила спутнице перекусить в
кофейне Жоржа, на углу улицы Никольской и Лубянской площади – «ах,
дорогая, там такие меренги, пальчики оближете!» - после чего в их
планах значился ещё один визит.
Москва,
Варварка,
Часом позже.
Московские обыватели привыкли
называть неприметное заведение на Варварке «часовой торговлей
Штокмана» - хотя оно и занимало только первый этаж трёхэтажного
здания. Когда же венский еврей Ройзман купил часовую лавочку у
самого Штокмана, отъехавшего в свой родной Гамбург, и вывеска
сменилась на горделивое «Ройзман и брат. Торговля часами и
полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам», обыватели сделали
вид, что ничего не изменилось. Штокман, Ройзман – какая, в конце
концов, разница? Оба очевидные иудеи, как и полагается приличным
часовщикам, а сами часы в стеклянных витринах тесного, отделанного
тёмными дубовыми панелями зала, как тикали, так и тикают –
мелодично, вразнобой, время от времени разражаясь звоном
колокольчиков, музыкальными трелями да кукушечьими голосами разных
тонов. И даже когда ни вывески, ни часовой торговли, ни, тем более,
«полезных механизмов» в здании в помине не осталось, прежнее
название никуда не делось – осталось, въелось намертво в сам фасад
здания, какие бы надписи его не украшали. Штокман и Штокман, чего
выдумывать-то? Скажешь любому извозчику или, скажем, рассыльному -
и сразу понятно, о чём речь.