- Уильямс, уничтожить противника.
Несколькими выстрелами хасков смело с нашего пути.
- Дженкинс в машине, Аленко и Уильямс за мной.
Выбравшись из БТРа, соблюдая осторожность, двинулись к
платформе, помимо хасков, нас могли ждать и другие сюрпризы. Тут
вдруг вдалеке сверкнуло, вспухло грязно-серое облако дыма. Охнула
сержант:
- Они взорвали астропорт!
Секунд через пять до нас докатилась сейсмическая волна, а ещё
через десять дошёл чуть раскатистый гром, похоже, подорвали
несколько зарядов одновременно. "Ну вот и всё", - я устало опустил
пистолет, присел за камушек. Уже можно было не гнать коней, маяк
уничтожен и миссия провалена. Через пару суток сюда заявится
"папаша" Хакет и наладит всем звиздюлей за просраные полимеры.
Осталось только вызвать пару взводов местного гарнизона, чтобы всё
тщательно прочесать. Осмотрев сортировочную и остатки астропорта,
других гетов мы не нашли, похоже они ушли вместе с Сареном. Тело
Найлуса с развороченным затылком, запаковали и отправили на
"Нормандию" в холодильник. Запротоколировав показания свидетеля,
после я не удержался и выписал ему выговор с занесением в грудную
клетку за стыренные гранаты. Как ценного свидетеля - не
расстреляют, хотя могли бы: воровство военного имущества, хранение
с целью перепродажи взрывчатых веществ и боеприпасов, тут саботаж и
терроризм в обнимку, но засядет он надолго, десятка минимум.
Андерсон был грустен и задумчив, ещё бы, он тут старший офицер,
ему шею намылят в любом случае, даже если и не виноват.
Уильямс временно приписали к десантной группе "Нормандии", и
похоже она уже начинала задумываться, а оно ей надо, вроде как,
мечта-то конечно сбылась, но с таким командиром...
Дженкинса распирало, хотя той щенячей задорности уже не было, я
ловил пару раз его серьёзный и задумчивый взгляд. Будет хорошим
командиром со временем и, похоже, не успокоится, пока в личном коде
не появится буква N. А вот Аленко был как всегда сух и
немногословен. Ну да, я вообще не понимаю, как можно жить с
практически постоянными головными болями. Ещё по той жизни
рассказывал дед про товарища своего. После Великой Отечественной
вернулся со страшнейшими головными болями после контузии, как жил и
как работал - вообще непонятно. Тридцать лет держался: на силе
воли, неизвестно на чём, но в итоге не выдержал, повесился. А в
записке написал: "Простите, товарищи, не считайте меня дезертиром,
но я так больше не могу". Так что единственное, что я мог по
отношению к Кайдену, так это лишний раз его не дёргать, оставляя на
попечение доктору Чаквас.