Я удивленно хлопала глазами.
– Если жена еще и близнец, тут выбора и нет, – принялась объяснять Катарина. – Но и те, кто вызвал близнеца своего пола, входят в храм единожды. Впрочем, мне и нужды нет желать чего-то большего. Моя семья в почете, я купаюсь в любви Сошелиара. Он и так одарил меня вначале Альдамиром, теперь вот и вторым ребенком. А что для счастья надо: дети и любимый рядом. Все остальное неважно.
А после, лукаво улыбнувшись, она добавила:
– Да и каждый день посещать советы да смотреть на постные мины министров то еще развлечение, скажу тебе. Не дай Предопределение такой радости.
Вернулись мы во дворец уставшими, но еще больше сблизившимися. Катарина была женщиной мудрой и по-житейски хитрой. Она не стала гнуть перед будущей невесткой пальцы, наоборот, открылась, постаралась своей сердечностью подкупить меня. Я поддалась и ответила взаимностью. О чем нисколечко не пожалела. Даже рассказала, кем была Солнышко, естественно, с разрешения последней.
Леди ду Милау от изумления широко раскрыла глаза, а потом захохотала как сумасшедшая. Оказалось, будучи еще неискушенной, но крайне языкастой юной девушкой, только-только прибывшей во дворец Владыки вместе с отцом и матерью, она повздорила с бывшей фрейлиной покойной Владычицы. Так вот, эта всеми уважаемая (в ее мечтах, конечно же) дама при большом скоплении существ прошлась по поводу безвкусно сшитого наряда матери Катарины. Катарина, естественно, заступилась за родительницу, не стесняясь в выражениях. Фрейлина, опять же, не выдержала такого хамства, в сердцах крикнув нахальной девице фразу: «Крылатую ящерицу тебе в невестки!»
И вот, спустя много лет, проклятие почившей ныне фрейлины исполнилось, у леди ду Милау и вправду обнаружилась в невестках крылатая ящерица. То есть я.
Посмеявшись вместе с ней над превратностями судьбы, разошлись по покоям. Вернее, матушка Альдамира проводила меня, а потом отправилась к себе. Отдохнуть перед вечерним променадом во второй ипостаси.
Я тоже решила прилечь. Правда, Солнышко, услышав о предстоящей гулянке, возбужденно порыкивала, мешая мне спать. От нее то и дело шли волны нетерпения, а перед внутренним взором пролетали картины ясного неба, облаков, где она резвилась. Чувствовался приглушенный еще азарт охоты, мелькали животные, в страхе разбегавшиеся кто куда. А некоторые улизнуть не успевали.