Как же все осточертело! Мне хочется спокойно выплакать свое горе и постараться жить дальше, воспитывая Катю. Не нужны мне эти чертовы акции, пусть ими подавятся! Но вот что делать с документами? С ними нужно быть осмотрительнее. Нельзя их просто взять и отписать кому-то. Даже Кириллу или… Может Графу? Почему мне хочется верить Орловскому?
Да потому, что он меня привлек, очень! Потому, что я вроде как его знаю больше, чем Азарова. Но это лишь иллюзии. Просто я устала и хочется верить кому-то безоговорочно. Если насчет искренности Кирилла у меня были кое-какие сомнения, подпитанные словами папы в его адрес, то вот о Графе отец никогда ничего не говорил. Или я не помнила? А может он мне понравился как мужчина?
Блин, правда привлек меня Орловский. Очень! Но надо собрать свою хладнокровность и мыслить адекватно. Сейчас не время распускать нюни. Надо трезво мыслить.
Но вот трезвость мысли меня начала покидать, веки налились свинцом, и я незаметно погрузилась в сон.
После смерти моих родных сны перестали посещать меня. Но сегодня мне снился свет. Просто свет и больше ничего: ни звука, ни картинки - ничего. Проснувшись, я лежала в кровати, уставившись в потолок. Нахмурившись, гоняла в голове разные мысли, пытаясь разгадать свое сновидение. Внимательно прислушавшись к себе, поняла, что внутри затеплилась надежда. Видимо, она мне и снилась.
Довольно хмыкнув, поднялась с кровати, намереваясь посетить душ, но мне помешал телефонный звонок.
- Здравствуйте, - настороженно ответила я маме Олега, звонившей мне.
- Кристиночка, не хочу тебя пугать, - тяжело вздохнула Нина Никитична. - Катенька заболела. У нее ночью температура была высокая. Мы ей скорую вызывали.
- Боже! - воскликнула я. - Я сейчас приеду к вам, Нина Никитична. - Врача вызову и приеду.
- Мы уже вызвали, - отчего-то виновато ответила женщина. - Из поликлиники.
- Хорошо. Лечу к вам, - выпалила я и, сбросив вызов, быстро побежала в душ.
Я летела к дому родителей Олега, наплевав на все правила, забыв напрочь о предосторожности. В голове было только одно: лишь бы с Катей не было чего-то серьезного. Племяшка, конечно, болела раньше, но тогда рядом с ней всегда были ее папа и мама. Сейчас их нет, и я отвечаю за нее.
Мне было до одури страшно. Мое воображение рисовало одно за другим самые нелепые и жуткие предположения, но я изо всех сил гнала их от себя.