— Юляш, — вновь поворачивается ко мне папин друг. — А вы с отцом совсем не общаетесь?
Он не может не знать ответа на этот вопрос. Скорее всего, хочет сделать свои собственные выводы из моей реакции. Но я про папу никогда плохого слова не скажу. Тем более постороннему. Пусть я не все усвоила из уст отца, но он меня воспитывал правильно.
— Совсем не общаемся.
— А со здоровьем калишвили? Все нормально? — уточняет чуть ли не шепотом. — Болезнь отступила?
По позвоночнику медленно ползёт озноб. Вдруг становится зябко. Откуда он знает? Точно не от мамы… совершенно точно…
— А откуда вы знаете?
— Так Гоша мне ещё тогда звонил, просил посоветовать хорошего хирурга. Он чуть ли не весь город на уши поднял.
Дыхание внезапно замирает. Я не могу пошевелиться. Такое чувство, что легкие наполнены раскалённым песком — так сильно жжёт изнутри. Папа сам… обзванивал знакомых? Неужели мама на него повлияла? Но… его бы никто не смог заставить делать то, что ему неприятно. И если он звонил друзьям, значит, это было его собственное желание.
Я искренне пять лет верила, что ему на меня совсем наплевать. И что все то, чем мама мне помогает, на самом деле стояло ультиматумом. Во всяком случае, это всегда подразумевалось с ее слов.
Опускаю глаза, надеясь, что дядя Зураб не заметит влажный блеск обжигающих бесконтрольных эмоций.
Он, несмотря на своё громкое заявление и обвинения, пытался найти хорошего специалиста?
— Юля, а работаешь все там же? В журнале?
Глаза мгновенно высыхают. Я даже подаюсь немного вперед. Ну этот-то вопрос мама точно вряд ли обсуждала на посиделках с друзьями.
— Да. Я там несколько лет была внештатным сотрудником, работала удаленно. Теперь в издательство езжу. А вам и это известно? — жду ответа. Но его все нет. Мужчина не спешит отвечать. Тогда я сама уточняю. — Тоже папа спрашивал?
— Нет, там иначе было. Он хотел поднять связи, чтобы тебя взяли, но ты уже и сама устроилась. А ты что, не знала, дочка?
Комок застрял в горле и теперь мешает говорить. Все, на что меня хватает — коротко мотнуть головой.
— Юляш, ты б с отцом поговорила. Не дело это — столько лет обижаться.
Вот так, наверное, это и выглядит со стороны. Папа старался, переживал. А я неблагодарная. Отца опозорила, да еще и обижаюсь. Но… это было так горько и больно, услышать от него страшные слова: не дочь ты мне больше. Рассказала я о беременности сначала именно ему, а не маме, потому что доверяла ему и считала, что он меня поддержит всегда, даже если я ошибусь. Он был для меня непререкаемым авторитетом. А он… он так легко от меня отказался. Перечеркнул все, что было в нашей семье.