Ряд полулегальных кабаре предлагал за большие деньги всё, от
паюсной икры до французского шампанского. За столиками,
разряженные, подмалеванные и оголенные женщины в обществе
многочисленных поклонников, беззаботно проводили время и их веселый
говор, смех, стук посуды и хлопанье открываемых бутылок, изредка
заглушался звуками веселой музыки.
А над окнами, залитыми светом электричества, на тротуарах и
улицах шумела праздная, завистливая, по составу и одеянию, порой
чрезвычайно вычурному и фантастическому, пестрая толпа. Все куда то
шло, передвигалось, спешило, все жило нервной сутолокой большого
города. Весь этот человеческий улей гудел на все лады. В воздухе
стоял непрерывный шум от разговоров, восклицаний, смеха, трамвайных
звонков, топота лошадей и резких автомобильных сирен. Весьма тут
недурно, даже для меня.
Наблюдая эту красочную картину, я размышлял, как такая
бессмысленная, глумливая толпа сумела сделать русскую революцию. С
другой стороны революция - это не бином Ньютона, тут думать не
надо! Вооруженная толпа дезертиров, черни и вообще мерзких подонков
общества, науськиваемая на офицеров и других граждан, стоявших за
поддержание порядка, начала быстро углублять начатую провокаторами
революцию, рукоплеская кровавым ораторам, кровожадно и жестоко
уничтожая и сметая все на своем пути. Еще со времен древней
Византии толпа оставалась верной самой себе: коленопреклоненная и
униженная перед победителем и человеком сильным, она, как лютый
зверь, бросилась, мучила и безжалостно терзала всякого
низверженного и беззащитного.
Сильно бросалось в глаза обилие офицеров, причем в мундирах, в
отличии от меня. Сколько же Вас тут! Не будет ошибочным утверждать,
что на каждые 10 человек Киевской массы приходился один офицер. В
Киеве в это время осело уже около 35-40 тыс. офицеров, из которых
подавляющее количество грядущий большевистский натиск встретило
крайне пассивно. В стиле побитых собак!
Да какие это офицеры? Качество людского материала подкачало! Как
говорят японцы, самурай без меча подобен самураю с мечом, но только
без меча. То есть офицеры-самураи были не те люди, в общении с
которыми хамство сходит с рук. Эти же жалкие личности, не достойные
названия офицера, состоящие сплошь из бывших лихих бабников, мотов
и гуляк, просто какое-то недоразумение! Все они тут имеют что-то от
Буратино. Такие же деревянные! Все такие напуганные, что уже не
похожи на людей. Изящная «белая кость» старого русского офицерства
оказалась весьма далека от того иллюзорного идеала, в который
пытались ее облачить эмигранты после 1917 года.