– Старые-то мне вернули…
– Мне бы очень помогло, если бы вы рассказали немного подробнее о…
Она лижет луковицу.
– А вот новые я обратно не получила.
– Это были ценные фотографии?
Она кусает луковицу. Луковица хрустит.
Из бокового кабинета выходит госпожа Сасаки и кивает Даме с фотографиями.
– Ну и пекло сегодня.
Дама с фотографиями говорит, жуя луковую жвачку:
– Они мне нужны, чтобы прикрыть часы.
– Боюсь, сегодня у нас фотографий нет. Возможно, завтра вы их найдете. Не пробовали искать около пруда Синобадзу?[36]
Дама с фотографиями хмурится:
– Что это моим фотографиям там делать?
Госпожа Сасаки пожимает плечами:
– Как знать? В жару там прохладно.
Она кивает:
– Как знать…
И бредет прочь.
– Она постоянный клиент?
Госпожа Сасаки направляется к письменному столу.
– Мы входим в ее маршрут. Просто будь с ней вежлив, это ведь ничего не стоит. Ты понял, что за «фотографии» она имела в виду?
– Наверно, какой-нибудь семейный альбом?
– Сначала я тоже поняла ее буквально. – Госпожа Сасаки, как всегда, точно выбирает слова. – Но, похоже, что она говорит о своих воспоминаниях.
Мы смотрим, как она исчезает в мерцающем свете. Цикады гудят то тише, то громче.
– Мы – это всего лишь наши воспоминания.
* * *
Луна передвинулась. Успокоившись, Андзю маленькими глотками пьет чай. Я где-то на границе между сном и бодрствованием. Изо всех сил пытаюсь вспомнить мамино лицо. Мне кажется, что я помню запах ее духов, но точно сказать не могу. Чувствую, как Андзю устраивается внутри калачика, которым я свернулся. Она все еще думает о маме.
– Последний раз мы с ней виделись в доме дяди Толстосума в Кагосиме. Когда в последний раз уезжали с Якусимы.
– В день рождения секретного пляжа. Два года назад?
– Три. Два года назад был день рождения надувной лодки.
– Она уехала так неожиданно. Пробыла целую неделю, а потом просто исчезла.
– Хочешь, расскажу секрет?
Я тотчас просыпаюсь.
– Настоящий?
– Я уже не маленькая. Конечно, настоящий.
– Тогда давай.
– Пшеничка велела никому не рассказывать, даже тебе.
– О чем?
– О том, почему она тогда уехала. Я говорю о маме.
– И ты молчала три года? Я думал, она уехала, потому что заболела.
Андзю зевает, демонстрируя равнодушие к тому, что я думаю или думал.
– Расскажи.
– В тот день я плохо себя чувствовала. Ты был на футбольной тренировке. Я делала уроки за столом на первом этаже. Мама стала готовить тэмпуру