– А ране-то зимой не платили…
– А, так вы вновь треть захотели?
– Что ты, что ты, кормилец! И зимой будем.
– Так вот, каждый месяц тиун – слышишь, Хевроний? – будет приезжать ко мне на городское подворье, с оброком, с новостями и за ценными указаниями, кои прошу исполнять в обязательном беспрекословном порядке, иначе монастырь вас под себя подомнет и как зовут – не спросит, вам это худо, а уж мне – одно разорение. Понятно излагаю?
– Да уж, понять можно, хоть и чудно говоришь ты, боярин.
– Ну и славненько. – Раничев потер руки. – Тогда можно и почивать. Извиняйте, кина мы с собою не привезли, так что все свободны… А вас, господин тиун, я попрошу остаться!
С только что назначенным тиуном Хевронием Охлупнем Раничев проговорил долго, почти до утра. Парень – верней, молодой мужик, из тех, что зовут бобылями – оказался умен и вопросы понимал с полуслова. Главное, что теперь терзало обоих, была, конечно, обитель, вплотную подгребавшая под себя бывшие общинные, а теперь и вотчинные земли. Ну на тот случай существовал княжий суд, а вот что касается прямых захватов и всякого рода утеснений, тут крестьяне должны были справляться сами.
– Оружие, сказал, дам, только владеть научитесь, – еще раз подтвердил новоявленный феодал. – Да, ежели что, гонца шлите – не так-то и далеко.
Тиун кивнул, потом качнул головою:
– Зря ты, Иване Петрович на четверть издольщину выставил.
– Что так?
– Прознают – и из черных земель мужики к тебе приходить будут.
– Так что ж с того?
– С того рязанскому князю одно разорение, кто ж на него-то работать будет?
– Ах, да, – рассмеялся Раничев. – Ну все-то не уйдут, да и вы это… не афишируйте.
– Чего?
– Языками меньше мелите.
– Ага, понял…
На следующее утро довольный началом новых отношений Раничев в сопровождении воинов покинул деревню Обидово и направился в обратный путь по льду Оки-реки. Как раз сегодня в Евдоксину деревеньку Почудово и должны были отправиться сваты – боярин Ростислав Заволоцкий, Никифор-гость да старший княжий дьяк Георгий. Со всеми договорились-сладились, теперь дело было за старым воеводой Панфилом. Ну да ведь не будет против Панфил, всяко не будет! И тогда… эх… Сердце пело!
В это же самое время, утречком, выехав из дальних ворот, скакали рекой шестеро – трое сватов и с каждым слуга. Хорошо, легко ехалось, был небольшой морозец, и только что взошедшее солнце ласково светило в глаза. Сваты, смеясь, щурились.