Инстинкт самосохранения трубил тревогу, но его совершенно
забивал странный азарт. Иван неожиданно понял, что получает
странное удовольствие от своих действий. Он даже почувствовал себя
настоящим солдатом в разведке.
Высунув ствол автомата из-за дерева, Ваня немного понаблюдал за
танком, а потом, наконец, решившись, вышел на дорогу, заглянул в
кормовой люк и тихо поинтересовался:
- Есть кто живой?
Ответа не последовало.
На стук автоматом по броне тоже никто не откликнулся.
Иван еще подождал немного и махнул рукой Маше.
- Здесь никого нет.
Военфельдшер подбежала, опасливо прикоснулась к броне и
обрадованно заявила.
- А он теплый! Может в нем заночуем? Холодно же...
Несмотря на теплую пору, в лесу к вечеру действительно сильно
похолодало. Военфельдшер Курицына отчетливо постукивала зубами, да
и самого Ивана то и дело пробивал озноб.
Ночевать на сырой земле не улыбалось.
Ваня немного подумал и согласно кивнул. Немцы ночью вряд ли
будут шастать по болоту, а рано утром можно опять свалить в лес. А
чтобы зверье не забралось, надо просто задраить люки.
Курицыну уговаривать не пришлось, она мигом ловко забралась
внутрь машины. Ваня пока лез здорово ушиб локоть, но от ругательств
воздержался, чтобы не позорится перед девчонкой. Машу он
воспринимал именно как девчонку, а не как офицера.
В танке сильно пахло маслом и бензином, но, несмотря на запах,
внутри оказалось неожиданно уютно, хотя и очень тесно.
Покрутив головой, Иван нашел панель с тумблерами, по наитию
поклацал ими и неожиданно включил внутри свет.
Как выяснилось, экипаж бросил машину с боекомплектом. Под
казенной частью пушки в коробе поблескивали снаряды в ленте, а в
пулемет был вставлен диск.
Над причинами, почему они так поступили, Ваня не стал
задумываться. Всякое в жизни случается. Может сломался или бензин
закончился, мало ли чего.
Пошарив еще немного в танке, Иван нашел замасленную телогрейку и
сунул ее Маше, устроившейся в кресле механика-водителя. А сам
втиснулся в жутко неудобное командирское сиденье в башне.
«Гребаная конструкция... – матерился он, пытаясь устроиться
поудобней. – Ни себе ни людям. Неужели нельзя было придумать чего
поудобней. И попросторней, мать ее. Как в этой заразе люди воевали?
Небось присутствует только кондер, а климат-контроля и в помине
нет...»