- Ти-хо! – прикрикнул Андропов, шлепая ладонями по столу. – Женя
прав, - он раздосадованно сморщил лицо. - Это я всё виляю
по-интеллегентски, никак не решусь бить первым! А пора уж! Борь, ты
интересовался делом о покушении на Суслова?
- Нет, - буркнул генлейт, насупясь.
- «У тебя специализация узкая!» - спародировал Райкина Ю Вэ,
откидываясь на спинку стула. – А опера ВГУ вышли на след Шелеста и
прочих «хохлов» – от первых секретарей райкомов до членов ЦК КПУ. И
все они завязаны на бандеровское подполье! Да, Боря, да! Мы
установили контакты наших доморощенных националистов и с самим
главой ОУН Ярославом Стецько, и с руководителем оуновской Службы
"безпеки закордонных частей" Степаном Мудриком. Курьеры так и
шмыгают через границу!
- Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд… - Иванов обеими
руками нацепил очки.
- Вот такие танцульки, Боря… - поскучнел Андропов, и жестко
скривил рот: - Работаем!
Среда, 20 октября. Вечер
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
Мне повезло – пятую пару занимал милейший Вилен Виленович со
своим историческим материализмом, и я благополучно «удрал с
уроков». Чтобы встретить Риту и проводить…
В ее маленькой и уютной квартирке, обставленной в стиле
сороковых, задержался буквально на часок, да и то потому, что долго
искал плавки. Вместе с девушкой, киснувшей от смеха, обшарил и
комнату, и кухоньку, и ванную. Мы даже на балкон выглядывали,
дуэтом вспоминая французские кинокомедии. А обнаружилось
галантерейное изделие в прихожке, на самом видном месте – висело,
скрученное, на рожке бра…
В общем, до дому я добрался в начале девятого. Родные привыкли к
моим поздним явлениям, да и куда ж тут денешься? Пятая пара
заканчивается без двадцати семь. Пока до метро добежишь, пока до
вокзала доедешь, пока электричка дотелепается до станции Крюково… А
потом еще автобус ждешь, считая тягучие минуты!
И вот они, мои Лесные Пруды…
Пустынная улица тянулась, осиянная фонарями и желтыми отсветами
окон. На грани слышимости фырчал автобус, из отверстых форточек
лились эстрадные напевы или невнятный говор – Зеленоград замедлял
ход между ясным днем и темной ночью, чтобы угомониться до раннего
утра.
Выйдя из громыхнувшего лифта, я застал соседа, одетого в
полудомашнее - еще в строгом пиджачке, но уже в разношенных
пижамных штанах, он шуршал веником по лестничной площадке.