- Лимита! – захрюкал Изя, давясь от смеха. – Понаехали тут…
- Ой, Изя! – тут же вмешалась Альбина, в порыве педагогического
негодования. – Как скажешь чего-нибудь… Тарелки лучше подай. Вон,
на подоконнике!
Рита крепче обняла мою руку и прижалась тесней.
- Совсем, как в школьные годы, - памятливо улыбнулась она. – И в
том же составе!
- Не ностальгируй, - отзеркалил я ее улыбку. – Рано тебе
еще.
- Я соскучилась! – шепот втек, опаляя ухо. – Сильно!
Темный нутряной жар всколыхнулся во мне, раскручиваясь и властно
занимая мысли.
- Хватит к Мишечке приставать! – Тимоша появилась у двери,
разрумянившаяся и отмякшая.
- Мишечка – мой! – мурлыкнула Сулима, подлащиваясь.
- Чего это твой? И мой!
- Ой, и мой тоже! – послышался Алин голос из прихожки.
- Миша – наш, общий! – с чувством сформулировала Маша, внося
бутылку «Мартеля» с фиолетовой кляксой штампа ресторана на красной
этикетке. Держа сосуд обеими руками, она торжественно выставила его
на стол. – Наш общий! Вот!
- Отвали, моя черешня! – черные Ритины глаза заблестели умильной
лукавинкой.
- А помогать кто обещал? А? – грозно нахмурилась Тимофеева.
- Ладно, ладно… - заворчала Рита, гибко вставая.
Девушки живо накрыли на стол, не жалея гостинцев из дому. Одного
сальца сколько – и охряного от перца шпика, и розоватых шматиков с
мясными прослойками, да с рубленым чесночком… М-м… Парящие, только
что отваренные сосиски Маша притащила с цокольного этажа – там
стоял ларек. Надо полагать, для откорма голодающих студиозусов.
Нарезанный «Орловский» она прихватила этажом выше, в столовой.
- Всё, всё! Садимся! – зазвенела Тимоша. – Миша, с тебя тост!
«Мартелю» - или наливочки?
- «Мартелю»! – сграбастав выпивку, я встал. – Все читали «Лезвие
бритвы»? Там, под конец, одна из героинь кидает клич в массы –
давайте, мол, собираться в дружеские союзы взаимопомощи, верные,
стойкие и добрые! Ну, не знаю, откликнулись ли массы на ее призыв,
а вот у нас с вами именно такой ДСВ получился. Пускай мы не каждый
день вместе, как раньше, но всегда рядом. Друзья, прекрасен наш
союз! – поднял я рюмку. – И пускай он с годами лишь крепчает, как
этот коньячок! За нас!
- Ур-ра-а!
Руки – нежные и гладкие или загорелые и мускулистые – сошлись,
звеня да клацая стеклопосудой. Закатный луч дробился в хрустальных
гранях и брызгал на лица малиновые высверки. Хорошо!