голландской Вест-Индской компании, мог рассчитывать на безусловное уважение не только собратьев по цеху, но также и многих особ, которые получили свои привилегии благодаря происхождению, то есть безотносительно своим способностям и уму.
После того как Нидерланды обрели независимость, многие мараны, или крещеные евреи, из Португалии и Испании присоединились к своим собратьям в Амстердаме и Антверпене, где вернулись к вере своих предков – Талмуду и Торе. Они также продолжали поддерживать и укреплять связи с купечеством Гамбурга, превратившегося в оживленный центр еврейской жизни. Кроме того, некоторые проникли в Данию – между прочим, по приглашению самого короля.
Еще во времена Елизаветы Тюдор к Амстердаму уже намертво приклеилось прозвище «голландского Иерусалима», ставшего не просто крупным центром европейского еврейства, но и своеобразной столицей ювелиров, купцов и ростовщиков. Именно этими видами деятельности еще с эпохи Средневековья ведали евреи.
Кромвель, чей религиозный пыл вошел в поговорки, тем не менее крайне нуждался в средствах, и среди купцов и ювелиров Сити стали появляться представители этого презираемого племени, которые скупали просроченные векселя, открывали неограниченные кредиты, ссужали деньгами знать, организовывали торговые экспедиции в обе Индии. Самое главное, у них были собственные отличные корабли, построенные на голландских верфях – лучших в то время.
Представители английского купечества роптали, но поделать ничего не могли.
Сам Абрабанель перебрался в Англию недавно и временно обосновался у своего дальнего родственника, такого же голландского сефарда[7], в Сити, где многие сыны их племени еще со времен Карла Первого держали ювелирные лавки и торговые конторы. Он принялся давать займы и скупать долговые расписки, особенно интересуясь теми заемщиками, у кого есть связи или владения в Вест-Индских колониях. И наконец он нашел то, что ему было нужно.
Впрочем, те двое англичан, которые сопровождали сейчас Абрабанеля, особенно не стремились подчеркивать свое родовое превосходство и внешне держались достаточно уважительно, что было и немудрено, так как оба они волей случая находились у него в подчинении, хотя и по разным причинам.
Второй англичанин выглядел куда моложе и неопытнее капитана. Был он хорошо сложен, высок и белокур. В умении держать себя и в осанке его с первого взгляда угадывалось врожденное благородство, дополненное воспитанием где-нибудь в Оксфорде или Кембридже.