Лучше заставить себя не думать больше об этом. Попытаться не вспоминать. Просто забыть.
Но как забудешь свой первый поцелуй?..
Я ведь действительно представляла, что всё будет совсем иначе. С любимым человеком — уж точно не с тем, кого я видела в первый и последний раз в жизни. В романтической обстановке. Мечтала, что на мне будет красивое платье, а не растянутая кофта. Что тот, кто разделит со мной этот волнующий момент, будет влюблён в меня, а не просто... поразвлечётся за мой счёт.
Вот так оно всё вышло: мечтала-мечтала, а жизнь взяла и щёлкнула по носу.
В квартире было непривычно пусто и тихо. Никто не бегал с громким топотом туда-сюда по комнатам и коридору, не вопил «Мам, хочу пить!», не требовал немедленно включить мультики. Таким образом, телевизор оказался в моём полном распоряжении, и я, приняв душ после дороги, надела растянутые домашние штаны с майкой, поставила диск с любимым сериалом и расположилась на диване с мороженым.
Наблюдая за перипетиями чужой судьбы, я понемногу начала успокаиваться. Мне почти удалось убедить себя в том, что ничего такого уж страшного не случилось. Да, неприятно, конечно, и горько от того, как рухнули мои романтические фантазии, но бывают в жизни ситуации и похуже.
А самое, пожалуй, обидное, что Кирилл мне на самом деле понравился — до того, как начал задавать вопросы с неприличными намёками, и, разумеется, до поцелуя. Поведи он себя по-другому, и я бы, возможно, даже согласилась продолжить знакомство. Но, само собой, после его возмутительной выходки об этом и речи не было.
Разумная часть меня настаивала на том, что самым правильным решением станет просто выбросить всё случившееся в самолёте из головы. Будут когда-нибудь другие встречи, другие взгляды и другие поцелуи. Всё будет.
***
Кирилл
Мирослав позвонил, когда пицца с острыми колбасками и мексиканским соусом была съедена, а я сам принял душ, натянул шорты и лениво валялся на ковре в своей комнате. Несмотря на работающие кондиционеры, было жарко. За окном плавился от летнего марева асфальт, и казалось, будто я слышу привычный городской шум даже через прочные стеклопакеты.
— Насчёт меня ничего не изменилось, он не передумал? — спросил я и сам почувствовал себя паршиво от того, что приходится вымаливать отцовскую поблажку, как милостыню. В конце концов, я же не употреблял наркотики и, как говорится, ничем не позорил нашу фамилию! Так не слишком ли сурово старший Загорский решил со мной поступить?