Так вот, при такой авторитарности власти только юродивые, а затем писатели осмеливались «говорить правду». Одних за это расстреливали, других сажали, третьих просто вносили в «черные списки» и не разрешали их публиковать, а все остальные погавкивали на власть между строк, показывали кукиш в кармане, бунтовали втихую, ибо в арсенале литературы есть такие могучие средства, как иносказания, ирония, намеки и пр., пр. За это их уважали, прощали даже очевидные недостатки литературного стиля, все списывалось на то, что проклятая власть не дает развернуться, проклятые цензоры «вычеркивают самое лучшее».
Сейчас, когда тоталитарный строй рухнул, а он действительно рухнул, что бы там ни говорили, вроде бы и писателю можно работать «как всем людям», но нет, отношения так быстро не меняются. Даже те ребята, которых крушение прежнего режима застало в пеленках, полагают, видимо услышали от родителей, что зарабатывать могут все, от уборщиц до глав нефтегазов, но… только не писатели. Писатели в массовом сознании по-прежнему остались (должны остаться!) единственной оппозиционной партией.
Да-да, а все остальные политические партии – это так, для прикола. Богатым деньги девать некуда. Богатые еще и власти захотели. Это несерьезно, а вот писатели – да, это серьезно. Это единственная оппозиция, что во власть не лезет. Честные, значит.
Так что от писателей по-прежнему ждут. Но чего? Если у них спросите, вам не ответят, растеряются. Но только про писателя можно услышать презрительное: «Да он стал деньги зарабатывать!..» Про остальных так не говорят, потому что всем остальным зарабатывать можно, писателю – нельзя.
При этом абсолютно не берется в расчет качество литературных произведений, в массовом сознании настоящий писатель должен быть обязательно гонимым и нищим. И обязательно в оппозиции.
Сошлюсь на собственный пример. Когда вышла «Ярость», изданная за свой счет, ибо ни одно издательство не решалось опубликовать, то я был окружен ореолом мученика, а когда я выгуливал собачку, охраняли добровольные отряды на улице и в скверике, ибо угроз расправиться было многовато. Издавать приходилось малым тиражом (5 тыс. экз.), самому возить бумагу, забирать тираж и развозить в магазины. Прибыли не было, все уходило на следующий тираж, на следующий, на следующий… Работал на энтузиазме, это все знали и приветствовали, это уважали, и перед этим снимали шляпы даже ярые противники.