Все же встаю с холодных ступеней. Больная я точно не понравлюсь ни
одному мужчине. А еще не успею отлежаться за праздники и наверняка получу последнее
китайское предупреждение. Болею я редко, но метко. В последний раз пробыла на
больничном больше месяца, а ведь все началось с банальной простуды…
— Вот, начало положено! — объявляет Ярик. — Теперь рассказывай про
своего Петушка.
— Петра Петровича, — поправляю я.
Воинственно одергиваю пуховик. Чувствую, как слезы на щеках
превращаются в ледышки. Но не могу вернуться в дом к Тамаре, пока не выясню
отношения с Яриком.
— Ой, да какая разница, — отмахивается он. — Петушок, он и в Африке
петушок. Та же домашняя птица, хоть и мнит себя хозяином двора.
— Не оскорбляй Петра Петровича! — закипаю я. — Ты его совсем не знаешь.
Он не такой, как ты, ценит в женщинах, прежде всего, ум и тонкую душевную
организацию, а не внешность.
— Не лечи меня, девочка, — фыркает Ярик. — Первое, на что обращают
внимание мужчины, это внешность. Ты ничего… в общем-то. Но вложений требуешь
немалых.
Понуро вешаю голову, горестно вздыхаю. Если даже призраку не нравлюсь,
то дело дрянь.
— Все настолько плохо? — уточняю, заранее предвидя ответ.
Вот сейчас Ярик начнет упрекать за каблуки и немодную стрижку.
Пройдется по росту, намекнет на лишние сантиметры на талии.
— Значит, так! — заявляет он. — Предлагаю сделку: ты помогаешь мне. А я
тебе. Три дня на то, чтобы покорить Петрушу. Все остальное время занимаемся
моей проблемой. Идет?
Три дня, чтобы сделать то, чего я не добилась за два года? Да он
бредит! Призраки — не маги, не умеют колдовать.
— Не смотри так, я не рехнулся, — произносит он. — Каким бы любителем
женщин не был, никогда не даю им обещаний, которых не могу исполнить. Девушкам
тем более.
Складываю руки на груди, утираю нос рукавом. С вызовом вскидываю
голову:
— Если через три дня Петр Петрович пригласит меня отмечать Новый Год в
его компании, сделаю все, что просишь. Не справишься — отойдешь по дарственной
ведьме Тамаре. Согласен?
— Угу, — бурчит Ярик. — Только у меня есть еще условие. Командую
операцией я. А ты беспрекословно слушаешься и выполняешь все, что ни скажу.
Идет?
Протягивает руку, но пожать не выходит. Приходится обойтись устным
«да». В конце концов, сильнее загубить мою жизнь невозможно. По сравнению с
тем, какой ад творится в моей душе, нравоучения Ярика — детский лепет.