Очевидность необходимости добавления «пятого элемента» в
«элементарную таблицу мира», после моих слов выглядела...
очевидной. И удивительной - а как же раньше-то мудрецы...?
Мне-то легче: я же помню Миллу Йовович в роли «Пятого элемента».
«Бог есть любовь». Что она и имитировала в инопланетянском
персонаже и антураже.
- Итак. Мир. Мир единый. Мир божий. Мир защищаемый и
сберегаемый. Мы.
- Замысловато...
- Точно. Пусть думают, спрашивают, «ёжиков сношают». А не за
железки хватаются. А вы объяснять будете.
Есть и ещё смысл. Мой личный. Пуговички с таким рисунком,
«красноармейские» - я когда-то нашивал на свой наряд в Киеве.
Нервно соображая: как бы совратить своего хозяина - боярина Хотенея
Ратиборовича. Зацепиться за единственную тогдашнюю зацепку,
позволяющую мне остаться живым - его интерес к моей тощей заднице.
Украшение с «концертного костюма» бесправного, ничего не
понимающего, совершенно растерянного, битого-пытанного, слабого
мальчишки-рабёныша, дарёного наложника, «новогоднего подарка»,
превратилось в атрибут государственной власти.
«Знали бы вы из какого дерьма растут эти прекрасные розы!».
***
« - Серп и молот - тайный знак обрезания.
- Серп - понятно. А молот?
- Для наркоза».
***
Так, из рисунка угольком на доске, на которой кушанье подают,
возник государственный символ, символ Всеволжска. «Чёрт на
тарелке». Фигуру часто вышивали красным. По белому или чёрному
полю. Чёрный - обычный цвет хоругвей Московских и Владимирских
князей. У них - лик Спаса, у меня - «мир сберегаемый».
Отсутствие креста - успокаивало мусульман, отсутствие арабской
вязи - христиан, абстрактность - сбивало с толку язычников.
Изначальных враждебных ассоциаций - не возникало. Это вовсе не
гарантировало миролюбия. Но позволяло хотя бы начать
разговаривать.
Если же миролюбие не наступало - применяли соответствующие меры.
Уважение к этому символу внушалась и поддерживалось...
последовательно и неотвратимо.
Понятно, не за его художественную ценность.
Два символа - «сатана поверженный» и «листок рябиновый» -
сосуществовали долгое время. Новый флаг добавился на корабликах к
прежнему «голубому перекрёстку после сильного обрезания», стал
клеймом мастерских в приказах, поднимался на флагштоках над нашими
телеграфными вышками, факториями, над погостами в глухих лесах и
бойкими городками у рек. А «листок» оставался у нас, у Акима,
Ольбега. В Переяславльский бой, например, я с двумя знамёнами
ходил.