– Ты мне обещаешь? Обещаешь? – глотая слезы, с трудом произнесла Сирина.
Бабушка молча кивнула, в последний раз поцеловала девочку, затем подала знак женщинам и величаво отошла назад. Монашки взяли Сирину под руки и увели. Той ночью ей пришлось пройти несколько миль до монашеской обители. На следующий день вместе с группой других детей ее отвезли на автобусе за сотню миль к другим монахиням. Оттуда, уже с другой группой детей, Сирина перебралась в Лондон, откуда ей предстояло выехать в Соединенные Штаты. Предстоял долгий и трудный путь – бомбардировки не прекращались ни в Лондоне, ни на море. Путь, избранный Алисией, был опасным, но давал шанс на спасение. Остаться в Италии означало так или иначе подвергаться огромной опасности. К тому же после содеянного Серджио принцесса чувствовала себя виноватой перед Умберто и Грациеллой. Она никому не рассказывала об этом… Никому, кроме Сирины… Еле различимая фигура внучки, облаченная в темно-коричневое одеяние, остановилась перед поворотом, Сирина в последний раз помахала бабушке рукой и исчезла из виду.
Для Сирины путешествие оказалось долгим и утомительным. Пять суток она провела в лондонском бомбоубежище, потом они выехали за город и на грузовом судне покинули Дувр. Плавание через Атлантику прошло безрадостно. На протяжении всего пути Сирина почти не разговаривала – английского она не знала, а говорить на французском с монахинями не хотелось. Потеря родителей, дяди, бабушки, дома и, наконец, родины отняла у несчастной все силы. Ничего не осталось… Одинокая девочка-подросток стояла на палубе, облаченная в серое и коричневое, ветер трепал длинные пряди ее светло-золотистых волос. Монахини внимательно следили за ней, но не докучали девочке расспросами. Сначала они боялись, что Сирина может пойти на какой-нибудь отчаянный шаг, но со временем поняли ее состояние. Многое можно узнать о ребенке, наблюдая за его поведением. Сирина держалась с необыкновенным достоинством. Чувствовалась внутренняя сила, гордость и в то же время горечь и боль от понесенных потерь. На корабле были и другие дети, пережившие смерть близких – родителей, братьев и сестер… Но по сравнению с ними Сирина лишилась чего-то неизмеримо большего. Узнав о совершенном дядей предательстве, она потеряла веру в людей. Единственным человеком, которому она доверяла сейчас, была бабушка. Кроме нее, Сирина не верила никому. Ни слугам, ни солдатам, ни правительству. Никому. В бездонных зеленых глазах Сирины застыла глубокая печаль, больно резавшая по сердцу, и неизмеримое страдание, отчаяние, которое появляется в глазах детей лишь во время войн.