Надо же, чего удумала…
Потом мать ему ещё звонила дважды, когда я родился, и
когда смертельно заболела, хотела, чтобы он позаботился о сыне.
Оба раза он послал её подальше, угрожая, что если она
не угомонится, то засудит её, как шантажистку и посадит в тюрьму. Мать боялась.
Боялась, что сын тогда останется совсем один.
Я ненавидел его с самого того дня, как мать поведала
историю моего рождения. Но сделала она это только перед смертью. А умерла она
рано. Мне было около десяти лет. И я остался один. Чего и боялась она. Совсем
один.
За жильё платить было нечем. Есть тоже нечего. Я сам
пошёл на улицу. Сначала было тяжело. Холодно, по-прежнему, голодно, все норовили
обидеть, побить. Сначала я хныкал, мирился со своим положением новичка в дикой
беспризорной стае таких же, как и я. Но потом после очередного побоища, из
которого я вышел, зализывая свои раны. Я вдруг разозлился. И понял, если я не
хочу быть постоянно битым, голодным, последним, то я должен драться.
Драться как они. Драться лучше их.
Из щуплого пацана я очень скоро превратился в
крепкого мускулистого парнишку. Я дрался за всё: за кусок хлеба, за тёплый
ночлег, за свой район, за зоны влияния. Я стал вожаком беспризорной стаи.
Дважды комиссия по опеке вместе с ментами вылавливали
меня и пристраивали в семьи. Первый раз я сам сбежал из приёмной семьи уже
через месяц. Второй раз убежать не удалось. Приёмный отец, присмотревшись ко
мне очень внимательно, отдал меня в закрытый интернат.
Там я обучился своему ремеслу по-настоящему.
Образование, конечно получил кое какое. Честно говоря, так
себе. Не до образования мне было. Зато я вышел из стен этого
«спортивного» заведения тем, кем я был сейчас. Профессионалом своего дела.
Нашлись добрые дяди, обучили всему, что умели сами.
Я рос в лютой ненависти к своему отцу... Который
обесчестил мою мать. Который не помог ей растить сына. Который не признал меня
– своего сына. Я хотел только одного. Мести. Безжалостной беспощадной, адской.
Убить отца было самое легкое. Я хотел его страданий таких, через которые
прошли мы с матерью. Я хотел сладкой упоительной мести - нанести удар в самое
сердце, чтобы он жил, но ему казалось, лучше бы он умер.
Гены взяли своё. Я тоже относился к женщинам
потребительски. Проводил офигенные ночи с разными красотками.
Наутро расплачивался и забывал их имена и лица. Снимал номера в дорогих отелях,
доход позволял. А утром вальяжно удалялся в душ, оставляя щедрые банкноты блистательным
длинноногим блондинкам, брюнеткам, шатенкам. Несмотря на эти бесчисленные
беспорядочные связи, у меня был собственный кодекс чести и незыблемые
правила. Никаких детей! Потому что узы брака не для меня. А плодить
безотцовщину я не намерен. Только девушки по вызову. Никого развращать и
срывать лепестки невинности ни с кого я не собирался. Правила мои были сродни
клятве. И я никогда им не изменял.