Ночи охотники коротали кое-как, словно сон был чем-то ненужным, дремали где-нибудь в дупле, сидя на корточках, прикорнув друг к другу, либо, прячась от ветра, забирались под вывороченные корни деревьев.
Перед рассветом выли привязанные собаки, дядюшка вылезал наружу, и вскоре слышался его пискливый голосок, укорявший за какие-то провинности злого вожака-кобеля.
На третий день пути Самары добрались до своего старого балагана в верховьях Дюй-Бирани – Прозрачной речки.
На опушке дремучего елового леса, над ручьем, виднелся полузанесенный снегом шалаш. За остроголовыми елями, как большие сугробы, возвышались округлые белые сопки.
Глава четвертая. Сердце соболя
Оставив собак у ручья, Ла с заклинаниями поднялся на угорье. Гольды тихо двигались по лыжне старика. Собаки перестали лаять, и в торжественной тишине слышно было лишь хриплое и тяжелое дыхание.
Отпугнув злых духов, Ла вошел в шалаш. Уленда и парни последовали за ним. Пока старик что-то бормотал, расставляя вдоль стены деревянных божков, Уленда натаскал валежника. Ла вынул из кожаного мешка бересту и разжег от родового кремня огонь…
Охотники стали молиться.
– Соболя давайте, белку давайте! – просили они.
– Сохатого пошли, чтобы все было благополучно, сделай, – кланялись они огню.
Позяней – Хозяину тайги, богу охотничьего племени – вылили в огонь чашечку ханшина. Каждый угощал Позя своими запасами. Удога и Пыжу кинули в огонь по кусочку кетовой юколы. Тут была и борикса – жирная кета со шкурой, и макори – из чистого мяса без костей, и хутку – кетовые брюшки. Уленда сжег для Позя кусочек сала с сохачьего брюха.
На другой день началось самое главное угощение богов. Из круп сварили каши и приготовили всякие кушанья.
Ла знал, как надо готовиться к добыче соболей…
На стволе толстого кедра подле балагана он вырубил топором и разукрасил ножом круглую плоскую рожу.
– Это – Сандиемафа – Старик солнца. Надо его кормить и молиться, – говорил Ла. – Если Сандиемафа примет угощение и услышит молитву, то в котле, когда мы станем кушать, найдем сердце соболя.
Пять палок, воткнутых перед Сандиемафа, изображали души пяти ондинцев, жаждущих охотничьего счастья. Каждый, как умел, вырезал на палке свое лицо. Пыжу ловко выскоблил горбатый нос, а Кальдука пустил по своей палке подобие медных пуговиц, желая и перед Сандиемафа щегольнуть модной, привезенной издалека, китайской одеждой.