Мои ожидания оправдались. Бойцы, похватав в руки
оружие, побежали в лес. Только я думал они будут убегать от
опасности, а они, наоборот, побежали туда, откуда пришёл тот, кого
они отправляли в дозор.
Что ж, пора брать новое тело.
Я сместился в голову и сосредоточился Восприятием на
мозжечке и основных нервных каналах. Всё получилось абсолютно без
проблем. Идущие по телу импульсы стали мной восприниматься как
собственные восприятия. Я попробовал пошевелить пальцами правой
руки. Получилось. Отлично. Выходить из живого тела я не умел. Так
что было бы очень глупо взять тело, которое только начало
поджариваться на огромной куче хвороста, а потом не суметь его
контролировать. Устроил бы сейчас себе экстремальный
обогрев.
Все эти мысли я думал, активно выпутываясь из плаща.
Выпутался и тут же соскользнул вниз с кучи горящих дров. Хорошо,
что жгли меня в одежде и обуви. Я не получил даже мелких
ожогов.
А теперь надо валить отсюда!
Я двинулся прочь с этой полянки, на которой только
что произошло самое настоящее чудо воскрешения. Направление я
выбрал противоположное тому, куда двинулись друзья мечника. Тело
слушалось хорошо. Единственное, что было весьма некомфортно, это не
до конца зажившие повреждения. Дышал я тяжело и не надышивался –
лёгкие ещё не восстановились. Плюс острые боли при резких
движениях. Но это ерунда. Если бы были связки на ногах повреждены,
тогда беда, а это всё пройдёт.
Стемнело. Не меньше часа я двигался в кромешной
темноте, но особого дискомфорта не испытывал – Восприятие прекрасно
позволяло ориентироваться и не натыкаться на ветки. Насколько я мог
судить, лес тут был не очень обитаемый. Ни одной тропки мне за час
не встретилось. Много поваленных деревьев и кустарника.
Через два часа я остановился возле невысокого дерева
с очень толстым стволом. Прислушался, принюхался. Вроде, никакими
дикими зверями не пахнет.
Остановлюсь здесь на ночь. Восстановлю тело и
попробую ответить на самый интересный вопрос: а кто я вообще
такой?
Регул получил привычное имя Рег, после чего я
загрузил его работой по починке и усилению тела. Сам же я
постарался отгородиться от телесных ощущений и принялся приводить в
порядок воспоминания и мысли. Больше всего мне мой собственный
разум напоминал руины небоскрёба, на которые сверху обрушили
миллионы малюсеньких кусочков огромной мозаики. Каждый кусочек –
это какое-то воспоминание, или решение, или вывод, или цель, или
отношение, или мечта или даже их часть. И мало того что эти кусочки
лежали по большей части лицевой стороной вниз и не спешили делиться
скрытой в них информацией, так ещё и руины, на которые всё это
вывалено, не способствовали упорядоченному сбору информации. На
физическом уровне я чувствовал опасность, приближаясь к тем или
иным кусочкам мозаики, – как если бы они были заминированы и всё
могло рухнуть в любой момент, похоронив мои воспоминания под грудой
обломков.