— Я бы с тобой поспорил.
Паша бросает взгляд на мою грудь. Прищуривается.
— Это что?
Непонимающе смотрю ему в глаза.
— Ты без белья?
— Не начинай, пожалуйста, — устало прикрываю глаза.
— То есть ты идешь в клуб, ничего мне об этом не говоришь, еще и в таком виде.
— В каком? — начинаю злиться. — Майка плотная, и у меня не четвертый размер, да даже не второй, блин. На улице вторую неделю жарит. Мы с мамой были в парке, перед тем как я в ресторан поехала, домой уже не успевала, чтобы переодеться.
— Ничего бы не случилось. Опоздала бы немного.
— Если учесть, где я живу, на полтора часа минимум. Давай закроем эту тему.
До боли сжимаю в кулаке кольцо, которое сняла с пальца. Что я творю вообще?
Мой хороший, правильный Паша из профессорской семьи, долбаные академики в шестом поколении. У них дача на Новой Риге и званые обеды каждое воскресенье.
На одной чаше весов — полгода отношений с ним, на другой — несколько часов, проведенных в обществе Азарина. Несколько сотен минут, за которые я, очень хочется верить, поддалась порыву, но это не так. Я сделала все это намеренно, прекрасно осознавая, на что иду.
Очередная насмешка судьбы. Так долго орала, что меня предали, а теперь сотворила то же самое глазом не моргнув. Браво, Арина!
Как я теперь буду в глаза Паше смотреть? Предательница. Мелкая, лживая, лицемерная предательница. Потому что даже сейчас в моей голове нет и намека на то, чтобы рассказать ему правду. Покаяться. Я продолжаю пялиться в окно и молчать. Строить из себя обиженку из-за того, что он отчитал меня за голые сиськи под майкой и поход в клуб без разрешения.
Веду себя так, словно не стонала в туалете, пока Тим засовывал пальцы мне в трусы.
Два года назад Азарин оказался честнее и явно смелее меня.
— Паш, прости, — поворачиваю голову, прилипая виском к подголовнику. — Я просто…
— Мне неприятно, Арина. Ты обещала одно, а по факту…
— Знаю. Знаю. Прости, ладно?
Воронин сжимает мою ладонь и подносит к своим губам. Трепетный жест, но я ничего не чувствую. Бабочки в животе подохли в лето выпускного.
— Тебя к родителям?
— Да.
Дальше едем молча. В салоне негромко играет классическая музыка. Кажется, это Верди.
Паша целомудренно целует меня в губы, прежде чем я выхожу из машины. С момента, как я рассказала ему о своей проблеме, слово целомудрие стало его кредо. И, честно говоря, это не нормально.