В этот раз невидимка говорил с напускной обидой:
— Какой ты нервный. Совсем шуток не понимаешь. Я просто летел
себе и вдруг слышу — нытьё. Подумал: «О, моя тема. Взгляну-ка на
лоха». Я, знаешь ли… по природе своей любопытен. Но, раз тебе от
меня ничего не надо, позволь откланяться.
— Ты кого лохом назвал? Чепушило невидимый!
— Нет так нет. Всего хорошего.
Где-то глубоко внутри зашевелилась мёртвая как мне казалось
много лет, склонность к авантюрам.
— Так, стоп! И что ты предлагаешь?
— Я? Предлагаю? Да никогда. Это у меня все всё выпрашивают.
Хотя, признаюсь, знакомство с тобой изначально пошло вкривь и
вкось. Потому, готов сделать исключение и исполнить парочку
желаний. На своё усмотрение разумеется.
— Хм… И что ты за это хочешь?
Момент был подходящий, чтобы впиться взглядом в глаза
собеседника, но пришлось довольствоваться оттенками голоса и
интонаций.
— Договор на трёхстах листах написанный твоей кровью и,
разумеется, душу.
Это было сказано жутким, леденящим голосом, от звуков которого
задрожали колени, а по телу промчался миллион мурашек.
В ответ, я выдал невнятное мычание.
Раздался мерзкий хохот.
— Ха-ха! Купился! А говоришь не лошара.
«Да он издевается».
Мой незримый собеседник продолжал глумиться:
— Рожа мокрая, глазки красные. Ручки с ножками трясутся.
Я всегда был человеком вспыльчивым и эта ситуация не стала
исключением. Короче, я взбесился.
Очередная попытка узреть невидимого собеседника, результата не
дала.
Я злобно прошипел в темноту:
— Покажись гадёныш и я разобью тебе бубен. Со мной так шутить не
стоит.
Снова раздался громкий хохот, и невидимка сказал с откровенной
издёвкой:
— Какой грозный. Ты не видишь, потому что не хочешь. Хотя стоит
только проявить желание…
После этих слов, мой взгляд выхватил ещё одну тень. Она
неожиданно трансформировалась в кисть руки и показала средний
палец, под аккомпанемент очередной порции мерзкого смеха.
— Какая же ты сволочь… Джин.
Пока мы говорили, руки снова онемели. Я конкретно заколебался
держать камень, вот только деть его было некуда. На парапете едва
ступни помещались, а выкинуть «груз» мешала толстая, капроновая
верёвка которой он был привязан к моему торсу.
Меня накрыла смертельная усталость. Моральная. Душевных сил даже
на раздражение не осталось.
— Слышь Джин. Заканчивай иметь мне мозг. Предлагай и
проваливай.