В разгар праздника Нэка попросили спеть, и он спел, и его весьма приятный голос доставил удовольствие всем без исключения. Нэми пела вместе с братом, искусно сплетая свое контральто с тенором Нэка. С момента получения Нэком из ее рук браслета они перестали быть братом и сестрой – но кровь не водица и родственные узы не разрубишь одним ударом меча.
Через несколько дней Нэк оставил свою семью и отправился в поход, как и следовало мужчине. В долгий-предолгий поход без определенной цели. Как ожидалось, в походе он будет сражаться, оттачивать свое мастерство воина, встречать женщин, вручать им свой браслет и со временем приобретет опыт зрелого мужа. Нэк мог вернуться через год, а мог не вернуться никогда, нить его жизни должна была обрастать событиями и подвигами, дабы любой из кочевников мог уважать в нем выдающуюся индивидуальность. «Сыном Нэма» он больше не был. Он стал воином.
Момент прощания был обставлен с особой торжественностью, подобающей подобному славному событию, и Нэк, у которого и без того от мыслей о том, что он расстается с отцом, матерью и сестренкой Нэми и может быть навсегда, с вечера в горле стоял ком, чуть не расплакался. Увидев слезы в глазах у Нэми и заметив, что губы ее дрожат, Нэк, для того чтобы тоже не расплакаться, повернулся и скорее зашагал прочь, думая о том, как он любит свою сестру и какая она красивая. Все было хорошо.
Так он начал свой поход. Хижины в этой части страны встречались не реже чем через каждые двадцать миль, и пройти это расстояние за светлое время дня не составляло труда, если идти не останавливаясь. Но идти мерно и целеустремленно Нэк не мог, потому что все вокруг было ему в диковинку: изгибы и повороты тропы, незнакомые, поскольку раньше он никогда их не видел, равнины, чередующиеся с лесами и, конечно, редкие встречные воины. И к тому времени, когда он наконец толкнул дверь первой на своем пути хижины, уже давно стемнело.
Ночь он провел в полном одиночестве, потому что в этой хижине никого не оказалось. Нэк приготовил себе ужин, воспользовавшись кухонной утварью и запасом продуктов, которые неизменно поставлялись в хижины ненормальными. Именно ненормальными: их называли так потому, что их поступки были лишены здравого смысла. У ненормальных было оружие, но они им никогда не пользовались, было много отличной еды, но они ее отдавали кочевникам, а в удобных хижинах, которые ненормальные строили всюду, где только можно, сами они никогда не жили. У ненормальных было заведено набивать эти хижины всякой всячиной – полезными вещами, которые мог взять оттуда любой прохожий. И если кто-то забирал из хижины все подчистую, ненормальные без возражений через короткое время привозили туда еще больше. Но если кто-то пользовался мечом вне предназначенного для поединков круга или начинал убивать других людей из лука или выгонять их из хижин и никто не останавливал этого человека, ненормальные в эти места больше продуктов и припасов не привозили. Казалось, им было не особенно важно то, что кто-то убивает кого-то вообще, а то, как это делается и где. Как будто смерть от стрелы была более болезненной, чем смерть от меча. Для них было только одно имя: ненормальные. Однако опытные воины относились к причудам ненормальных с юмором и спокойно.