Этот разговор происходил за чаем; Девятаевы всегда собирались вместе по вечерам. Только что закончились по телевизору «Новости». Папа еще не занялся своими чертежами, которые он брал на дом «в порядке халтуры». Мама еще не взялась за мелкие домашние дела, которые, по ее мнению, невозможно было отложить до завтра.
Они сидели за овальным столом на кухне, под низко висящим абажуром из золотистой соломки, и неяркая лампа освещала их лица ясным, спокойным светом.
На мамином лице читалось недовольство. Даже ее большие круглые очки поблескивали сердито, и огромные, как у Али, глаза казались за ними еще больше.
– Как меня все это пугает! – сказала она. – Ну хорошо, поступишь ты. Дальше что?
– Дальше? – пожала плечами Аля. – Наверное, буду учиться.
– Учиться! Как будто это математика или медицина, которым можно научиться! – воскликнула мама. – А если через полгода выяснится, что никакого таланта у тебя в помине нет? И хорошо еще, если через полгода… Своими руками создавать собственное несчастье! Нет, мне этого не понять.
Она придвинула к себе вазочку с яблочным вареньем, хотя ее розетка и так уже была полна.
– Тебе Макс твой звонил, – примирительным тоном сказал отец. – Интересовался успехами.
Андрей Михайлович всегда произносил какие-нибудь посторонние, не относящиеся к делу фразы, чтобы разрядить обстановку. В отличие от жены, он в глубине души уже, похоже, смирился с тем, что Алька выбрала для себя такую рискованно несвоевременную профессию. И даже гордился ею потихоньку. Все-таки ведь профессионалы отбирают в ГИТИС, не могут же они совсем уж ошибаться в таланте его единственной дочери…
– Да? – безразлично спросила Аля. – Ну и что?
Максим сдал сессию досрочно и уехал в стройотряд куда-то в Кемеровскую область. Аля думала, всех этих пережитков социализма, вроде стройотрядов, давно уже не существует. Впрочем, ей это было безразлично; о Максиме она не вспомнила за последнее время ни разу.
Она не думала и о том, о чем говорила мама – что у нее может не оказаться таланта. Аля и сама не понимала, что же так неясно тревожит ее в этот ясный семейный вечер…
Папа, как обычно, пил чай из стакана в серебряном подстаканнике. Глядя, как переливаются на скатерти золотые чайные блики, Аля вспоминала глаза Ильи.
«На древесную смолу похожи, – думала она. – Или на камень какой-то восточный. Или на чай в стакане. «Эти глаза, напротив, чайного цвета»… Такая, кажется, была песенка? «Только не отведи глаз…»