— Серьёзно?! — искренне удивилась и быстро присела, чтобы потрогать иголки. — Я бы не отличила.
На ощупь хвоя была мягкой. Как только сохранилась с осени?
— Мышонок, посмотришь на меня? — тихо спросил Илья, но я его хорошо слышала сквозь шум города.
Могла бы посмотреть. На моём лице не было шрамов. Вот только не хотела. Это единственный человек на всей планете, который меня жестоко предал.
Я уже не обижалась на него, но доверять впредь не стану. Хотя от одного его голоса замирало сердце. И побаивалась упасть в любовь с новой силой. Он же соблазнительный и безупречный.
Выпрямилась и тяжело вздохнула.
Чтобы не пропасть нужно было вспомнить, как мы с ним расстались.
Огонь охватил барак, где жил Илья. Я забралась на второй этаж, чтобы вытащить ребёнка, которого оставили родители-пьяницы в горящем доме. Они жили напротив комнаты Ветрова. О, да! Героиня, слов нет. Мне даже медаль дали. Не помню, куда делась при переезде из больницы в больницу. Зачем мне награды, если сгорела левая рука, левое плечо и бок обгорел? Лицо осталось, но ухо пламя повредило, и с левой стороны у шеи у меня только-только начинали расти волосы. Прошёл год, восстановлена почти вся кожа, остались розовые разводы по всему телу, волосы отросли почти до плеч. Цвет пепельно-русый… Теперь мне кажется это действительно пепел осел на мне. Седая от всего, что пришлось пережить. Хорошо, что волосы выросли! Это важно для меня. Левое ухо закрыли, его не восстановили, я уже не захотела.
Сколько можно терпеть эту боль?
Нужно шлифовать рубцы, девочки в клинике говорили, что года через три я могу так восстановиться, останутся только походы к врачу-психиатру. То есть воспоминания.
И весь свой ад я проходила в одиночестве!
Мой парень, который клялся, что никогда меня не бросит, бросил меня! Илья появился, когда я пришла в сознание и сказал: «Я должен ехать в Москву, но я с тобой».
Замечательно поступил мой первый парень, моя первая любовь. Говорят она такая и есть: яркая, запоминающаяся и проходящая.
Моё бурное воображение, создающее целые миры, даже под сильнодействующими медикаментами, что снимали невыносимую боль, не могли нарисовать Илью Ветрова рядом со мной.
Мой «корабль», который я выдумала для нас двоих, сгорел дотла.
Это был первый раз в моей жизни, когда я почти год держала обиду на человека. Точнее мне первое время некогда было обижаться. А потом я его отпустила.