- Нет, - голос Анны дрогнул, -
Неправда. Я же приехала только за тем, чтобы его увидеть, подарок
привезла… - она поняла, что говорит чушь и закрыла лицо руками, -
Нет! Нет! Мой брат!
- Не плачь, Анечка, так наверно даже
лучше. Такому ангелу, каким был он, не место в нашем мерзком
мире.
- Зачем вы так говорите? – всхлипнула
Анна, - Он ведь был таким маленьким, не сделал никому зла, он
должен был жить!
- Отец Артемий сказал, что моего
Костю взяло себе Солнце. Теперь станет ангелом и будет сиять для
нас с небес. Как думаешь, Анечка, правда это?
Анна ничего не ответила. Она смотрела
на Анастасию Павловну невидящими от слез глазами. Слова великой
княгини казались ей каким-то кощунством. Не стало маленького
невинного ребенка: вот он бегал, шумел, воплощая в себе саму жизнь
во всей ее прелести, а теперь лежит в какой-нибудь темной зале, и
его маленькое тельце медленно синеет и остывает. От этого ужаса
невозможно избавиться ни иступленной истерикой, ни фатализмом
религии.
- Располагайся здесь, моя милая, а я
распоряжусь, чтобы тебе принесли чего-нибудь отужинать, - Анастасия
медленно и бесшумно, придерживаясь о стену вышла из комнаты. В ее
глазах не было слез, рассудок был трезв и безумен одновременно,
тело тяжело как сама твердь.
Анна проводила ее заплаканными
глазами, хотела позвать обратно, обнять, но потом поняла, что
сейчас это было бы жестоко. Она долго сидела в оцепенении, потом
вдруг сорвалась с места, нервно раскрыла чемодан, раскидывая вещи,
принялась отыскивать плюшевого зайца. Он лежал в самой глубине,
рядом с книгами. Анна достала игрушку и долго глядела в наивные
стеклянные глаза, в которых уже никогда не отразится улыбка
радостного детского личика. Анна больше не плакала, она просто не
понимала, для чего это случилось. Ведь если верить в судьбу, и в
Бога-Солнце, и в то что все в жизни тесно взаимосвязано, то неужели
кому-то стало лучше от смерти маленького Кости? Стало только хуже:
Анастасия помутилась рассудком, а Анна во дворце теперь будет
только мешать.
Она ехала на праздник, но приехала на
похороны.
Вагон трясло и подкидывало на
замерзших рельсах. За заледенелым окном можно было разглядеть
только начинавшие синеть сумерки. Тускло горела лампа, в стакане
плескался остывший чай. Фред не видел, что делается вокруг. Он
думал о Майе. С их последней встречи прошло не больше двух дней.
Ощущения были так же свежи, как и воспоминания. Гриндор закрыл
глаза.