«Странно, - думал Фред, - Может
вдова? Это бы все объяснило. Но тогда к ней следовало бы обращаться
«фрау», а не «фройляйн». Да и причесывается она как незамужняя –
коса всего одна, чепец не носит…»
Фреду сделалось любопытно, но
расспрашивать он не стал и сосредоточился на завтраке.
Вплоть до утра третьего дня ее
пребывания во дворце Анна просидела в своей комнате. Высокая
молчаливая служанка приносила ей еду и тут же уходила, отвесив
поклон в дверях. Анна не осмеливалась искать встречи с кем-нибудь
из государева семейства. Заявить о себе в такое время, казалось ей
бестактным и оскорбительным, а что-то иное было ей сейчас не
интересно. К тому же в предоставленных ей покоях было все
необходимое, чтобы жить, не выходя, как минимум неделю. Вот она и
не выходила. Все это утро, как и предыдущее, Анна сидела в кресле
возле окна и читала учебник по актерскому мастерству.
Плюшевый заяц лежал на ее постели.
Теперь Анна не могла без него спать, но о Косте она старалась не
думать. Может от того, что это было слишком болезненно, а может
потому что теперь она не знала, что чувствует, пыталась найти себе
место, но не находила. Анну мучил стыд. Стыд от того, что ей не
хотелось плакать. У нее ведь умер брат, она должна лежать в слезах,
ее сердце должно разрываться, но Анна не чувствовала к Косте ничего
кроме жалости, а от жалости долго убиваться не станешь. Ее
внутренний голос цинично рассуждал – «Умер ребенок, это ужасно, но
ты ведь ничего не поделаешь. Лучше позаботься о своей судьбе в этом
дворце». Анна холодела от этой мысли. Как она может? Ведь она
раньше так много думала о Косте, представляла, как он ей
обрадуется, почему она не чувствует, что от ее сердца оторвали
кусок? Но она и вправду ничего не чувствовала и только изводила
себя нравственными мыслями.
Все разрешилось около полудня, когда
к Анне пришла великая княгиня Анастасия. Ей стало легче, это было
видно сразу. В глазах больше не металось безумие, только печаль и
бесконечная усталость. Анастасия Павловна похудела, подурнела. Горе
измучило ее, но не убило. Она уже шла на поправку после скорбной
болезни. Она подошла к Анне и опустила голову ей на плечо, будто не
могла больше вынести тяжести своих мыслей. Молчали. Анне тоже стало
тяжело. Она непременно должна была что-то сказать, но не находила
слов. К счастью, великая княгиня заговорила сама: