Скрежет ключа заставил юношу очнуться. Лаэль перевёл взгляд на решётку, которую открывала сгорбленная старуха. Справившись с замком, посетительница ухватилась за клюку и подняла с пола оплывшую свечу в кривом подсвечнике.
– Я помогу тебе, – раздался надтреснутый голос.
– Мне никто не поможет, – глухо ответил узник.
– Откуда тебе знать? – гордо вскинула голову, опираясь на клюку, старуха. – Я помогу тебе, но ты должен отдать мне самое дорогое, что у тебя есть.
Лаэль подумал об изумруде и жемчужине и отвернулся.
– Мне ничего не надо, уйди.
– Глупый, не знаешь, с кем имеешь дело.
– И знать не хочу, оставь меня в покое.
– Где твой покой? Не там ли, где погибла любовь?
– Любовь жива и погибнет вместе со мной.
– Свобода! Разве не мила тебе свобода?
Лаэль медленно покачал головой и снова уставился на луну.
– Я сделаю тебя волшебником, если сойдёмся в цене, – продолжила уговоры старуха, – подумай хорошенько, ты сможешь творить добро, помогать людям. Нет проку в том, что тебя казнят без всякой вины. Кому даст утешение твоя кончина?
– Всё, о чём могу мечтать, возвращение Авроры к жизни. Такое возможно? – спросил скрипач, вглядываясь в отсветы пламени на морщинистом лице.
– Нет-нет, – поспешно ответила старуха, – принцесса умерла, с ней покончено. Но, став чародеем, захочешь чего-нибудь другого, и это будет тебе под силу.
– Уйди! – отвернулся Лаэль. – Я виновен, пусть король накажет меня.
– Ты рассуждаешь, как себялюбец, – настаивала старуха, – подумай, разве Аврора одобрила бы твоё решение? Она сама просила тебя сочинить музыку, ты всего лишь исполнил её повеление. А умерла? Так хотела этого.
– Хотела? – возмутился Лаэль. – Что ты бормочешь, безумная бабка?
– Говорю чистую правду. Несчастная девушка не смела отказать отцу, но и стать женой противного, жестокого человека страшилась, вот и выбрала вечный сон. Глупцы винят тебя в этом.
– Выбрала? Сама?
– Подумай, парень, какое выгодное предложение. Станешь бродить по дорогам, творить чудеса в память о прекрасной Авроре.
«Волшебником? – думал Лаэль. – Я бы помогал влюблённым обрести счастье, которого лишён». Эта мысль согрела, но разве можно отказаться от изумруда и жемчужины? От чувств и памяти?
– Не упрямься, – бормотала старуха, поглаживая скрипку,– она онемела.
– Это что же? Ты хочешь мою скрипку?