– Рорк, домой! – позвала Мирослава.
Мальчик припустился было бегом, споткнулся, растянулся на траве. От боли и неожиданности он заплакал, но мать уже была рядом. И Рорк успокоился. Рядом с мамой он не боялся ничего, даже этого странного бородатого человека, стоявшего поодаль и наблюдавшего за ними.
Ярила на небе вступил в полдень. Наблюдавший за внуком Рогволод, князь северных антов, улыбнулся в бороду, и Мирослава заметила эту улыбку.
– Пора тебе, отец, – сказала она и добавила с любовью: – Добродий[7] ты наш…
Рогволод поднял и прижал к груди внука, поцеловал дочь и рассеянно направился к своему мерену, привязанному у края леса. Он чувствовал, что дочь и внук смотрят ему в спину. Хотелось вернуться, но душу точил смутный страх, как бы кто из дружины не вздумал отправиться следом за своим князем – и тайна, которую князь хранил уже пять лет, раскрылась бы.
Тайна, которую звали Рорк.
Мальчик, которого уже пять лет считали похищенным хазарами.
Ребенок, которого волхвы антов объявили проклятым.
Дома в собачьей шкуре, из дома – в тигровой шкуре.
Сакино Ямамото
Был тот неуловимый призрачный час, когда ночь начинает уходить, сменяясь зарей, и за красным окном княжеского терема стало сереть, словно ветер, подувший с большого холодного озера перед рассветом, разогнал мрак, царивший над землями северных антов с полуночи. Свеча передавала мир Яриле. Однако кур[8] еще не пропел, и Зло вошло в ночь неслышно и незаметно.
Таинственная черная птица появилась внезапно, мелькнула неуловимой тенью за слюдяными окнами и опустилась сгустком мрака на охлупень княжеского дома. Ее тоскливый загробный крик наполнил холодом сердце старого Рогволода. Вещая злая птица, словно издеваясь над немощью князя, крикнула еще, и еще, и еще.
Князь собрал все силы, приподнялся на локте. Долгая хворь источила его, будто злой червь могучее дерево, обескровила, и даже чувства, казалось, начали изменять Рогволоду. Он оказался на грани сна и яви, в том сером призрачном мире, из которого и прилетела к нему зловещая птица. Мрак перед взором князя сгущался, багровел, клубился влажным зловонным паром, совсем как тот мертвящий туман, который в лихие годы наплывал на земли антов с Навьих Низин, принося на своих белесых призрачных крыльях черную немочь. Снова заголосила черная птица, и Рогволод ясно услышал тихий, рвущий душу плач – где-то далеко словенская женщина голосила над покойником.