Иван Васильевич шевельнул пальцами, вперёд выступил
царедворец с немалым свитком в руках, и начал оглашать царёву волю,
изливая на нас поток милостей. Князь Гундоров становился думным
боярином, одаривался шубой с царского плеча, двумя тысячами рублей,
местом для строительства терема на территории Кремля и орденом
Архангела Михаила второй степени.
Следующий водопад обрушился на меня. Я стал князем
Ольшанским, обладателем шубы с царского плеча, сабли в драгоценном
окладе, полутора тысяч рублей и ордена Архангела Михаила третьей
степени.
Родиону был подтверждён княжеский титул и жалована
вотчина по соседству с моей, но в четыреста четей, и к тому ещё
тысяча рублей и орден уже четвёртой степени.
Орлик получил дворянство, поместье рядом с моим,
тысячу рублей и орден четвёртой степени.
Дворянство получил и Артамон Ремизов, а также пятьсот
рублей и орден четвёртой степени.
Остальные получили по сто рублей и медали ордена
Архангела Михаила.
Ну и что особенно приятно, Гундорову, мне, Родиону и
Орлику подтверждён чин царёва слуги. Вот так. Взлетели мы на самый
что ни на есть верх.
На этом церемония завершилась, Награды получены, все
поклоны отбиты, и мы опять в колонну по трое, но уже без князя,
занявшего своё место в рядах бояр, отправились восвояси. Однако
меня, не успел я сделать и трёх шагов, окликнул богато одетый
дворянин:
- Князь Ольшанский!
- Слушаю.
- Тебя приглашает для беседы великий
государь.
- Повинуюсь. Только позволь, я отдам
распоряжения.
- Разумеется.
- Орлик Ильич, веди людей ко мне, там уже приготовлен
праздник и угощение, а я поспешу выполнить волю великого
государя.
- Всё, я готов.
- Следуй за мной, князь.
И я последовал.
В небольшом зале, со
сводчатым гранёным потолком, куда меня привели, всё было устроено
по новой моде: стоял письменный стол, несколько застеклённых шкафов
с папками, сейф, и конечно же, имелось большое открытое окно, в
рамах которого были установлены тройные стеклопакеты. Не слишком
сложная в производстве оказалась штука, и невероятно популярная:
очередь уже перевалила за полтора года. На столе стоял изящный
письменный прибор и чугунная чернильница, полная копия моей, и
лежали стопки бумаг. Справа от стола стояла чертёжная доска, с
закрепленной на ней картой Евразии, явно не моей работы.
В боковую дверь вошел
царь, и я встал на колени.