- Объясни-ка мне почему оружие становится
точным?
- А вот смотри. – я беру из тисков ствол – Представь,
что это обычная фитильная аркебуза, или как японские люди называют,
танегасима. – мне припомнилось слово из кроссвордов – Представь,
что она уже заряжена. Как из неё стреляют? Вот так – я отстранился
от воображаемого ружья, зажмурив глаза.
- Верно. Из замка летит столько искр, что того гляди,
глаз выжжет.
- А из этого ружья искры лететь не будут, поскольку с
казённой части всё закрыто. К тому же, сам выстрел будет сильнее,
поскольку пороховые газы назад не прорываются, и вся их сила идёт
на метание пули.
- Получается, - Евгений Петрович уловил мысль, и она
ему понравилась – что заряд нужно делать меньше?
- Точно. К тому же и капсюль дает своей силы, хоть и
немного.
- А то что ты показал завертку пули с порохом, значит
их можно готовить заранее?
- Эта завертка называется патроном. Да, можно. А ещё
можно стрелять под дождём.
- Помилуй мя господи – перекрестился
особист.
- И я о том же, Евгений Петрович. Смотри, это секрет
государев, державный. А тебе его надо крепко хранить ещё потому,
что будем мы ладить оружие и боеприпасы на продажу. И драть за них
немилосердные деньги – рублей по двадцать золотом за пистоль или
ружьё. И каждый патрон, не знаю, но не дешевле чем по полтиннику за
штуку. У тебя будет половина процента от продаж.
- Процент это сколько? – сделал стойку
особист.
- Это сотая доля. То есть, с каждой пистоли тебе
будет капать по десять копеек, а выделывать мы их станем сотнями в
месяц.
- Никак покупаешь меня, Александр Евгеньевич? –
насторожился особист.
- А ты как думаешь? Но на самом деле я мыслю о том,
что тебе надо создать сеть слухачей о доглядчиков, а ещё о том, что
у тебя должен быть личный интерес в сохранении наших тайн. А они
будут множиться.
Глядя на уходящего
Евгения Петровича я прикидывал, достаточно ли мне двух своих людей
в окружении нашего молчи-молчи, или присмотреть ещё кого. Хотя надо
признать, что людей он подбирает и мотивирует правильно, да и
проверки «на вшивость» устраивает нетривиальные.
Вечером я принимал
гостей: ко мне явились князь Мерзликин, Сороко-Ремизов и Орлик с
жёнами. Орлик привёл ещё и трёхлетнего сына.
У меня теперь собственный
дом, небольшой, но уютный. При его строительстве я не стал
скромничать, и развернулся во всю свою попаданскую ширь: освещение
у меня керосиновое, на столе стоит самовар, окна застеклены пусть
мутным и желтоватым, но стеклом, причём не просто так, о собранным
в стеклопакеты. Отопительная печь у меня убрана в подвальное
помещение, и на первый этаж и на мансарду подаёт лишь тёплый
воздух. Убей не помню, в честь кого эта печь названа в моём мире,
но здесь имеет название воздуховодной. Ежели гостю приспичило по
нужде, то добро пожаловать в сортир, в котором рядом находятся
унитаз и биде. Сантехника деревянная, но мои химики уже бьются над
фаянсом и фарфором. И добьются: премия им обещана хорошая. А рядом
ванная комната, с душем. До душевой кабинки мне ещё далеко, но и то
что есть вполне комфортно и удобно. На кухне стоит плита,
отапливаемая из коридора, с чугунной варочной поверхностью, а над
ней вытяжка, так что вся копоть, жар и дым вытягивается, и на кухне
всегда свежий воздух. Вода в дом подаётся из скважины, пробуренной
во дворе, качается ручным насосом в бочку на чердаке, а оттуда
самотёком идёт куда следует. Трубы, конечно же, чугунные, поэтому
когда вода застаивается, то желтеет.