Я сконцентрировался. На секунду
прикрыл глаза и потянулся к источнику. Вот он, ментальный поток.
Яркий, искрящийся - прекрасное зрелище, кабы было время им
любоваться. Потянувшись к потоку, я сплел струйку ментальной с
тонкой ниткой боевой силы, связал их вместе, скомкал в клубок…
И отправил прямо в голову Денисову,
дотянувшись до его разума. Требовалось сперва сбить его защиту, а
так было надежнее. По крайней мере, мне уж точно привычнее.
— Получи, болван, — сказал я,
отправив разрушительный комок.
Вражина скорчился и взвыл от боли,
обхватив голову обеими руками. Я ударил снова, не снимая защиту
слой за слоем, как требовало мягкое исполнение, а просто проламывая
его “Шлем”, выдирая его кусок за куском. Буквально вытаскивал силу
из его головы, выцеживал из крови, выжигал.
— Аааааааааа! — орал студент, и эти
вопли сейчас были для меня самой сладкой музыкой.
— Говно у тебя защита, — шепнул я и
не удержался от улыбки.
Теперь он был моим. Полностью. Его
обнаженное сознание - такое податливое и беззащитное, предстало
передо мной, словно накрытый множеством яств стол. Бери что хочешь
и делай что хочешь.
И я не просто не удержался от
соблазна. Я, черт возьми, разошелся на всю катушку.
Послав ментальный приказ и усилив
его своей волей, я уселся на вершине земляной кучи и наблюдал, как
Виктор Денисов, гроза третьего курса и явно неспроста поставленный
против меня боевик, расстегивал мундир пуговица за пуговицей. Сняв
куртку, он бросил ее на землю, затем расстегнул рубашку, избавился
от ремня, ботинок и исподнего…
И предстал перед наблюдателями в
костюме Адама сразу после сотворения.
“А теперь круууугом!” — скомандовал
я. — “Подойди к наблюдателям и покажи, как хорошо ты умеешь плясать
цыганочку с выходом”.
Денисов послушно помчался к трибуне,
на которой восседали наблюдатели. Сопровождая неумелую народную
пляску гиканьем и фальшивым напеванием мотива, он принялся
выплясывать перед пораженными преподавателями. До моих ушей
донеслись возмущенные крики, оханье, кто-то закричал.
— Пятнадцать секунд! — испуганно
крикнула девушка со свистком, явно не ожидавшая такого завершения
поединка.
А теперь самое главное.
Пусть осознает.
Женщины продолжали возмущенно
кричать. Денисов крутился в пляске, тряся достоинством, а я
спокойно отряхнулся и направился к выходу с Полигона. Лишь
остановившись возле своей жертвы, я сжалился.