И чем дальше я шел за ним, тем яснее мне становилось, что ни черта не буду я догонять этого трехнутого старикана – и не потому, что он, кажется, и точно всерьез трехнутый, а потому что… Я понял, что не хочу ничего узнавать про Алика – и даже вспоминать о нем больше. Я ведь годами о нем не вспоминал – да и сейчас по чистой случайности… И дело не в Алике – просто он принадлежал тому периоду моей жизни, возвращаться к которому не имело смысла. Тем более что это – как я убедился, опять про Варьку думая, – до сих пор небезболезненно… В конце концов, тогда я сделал свой выбор. Сделал сознательно, отдавая себе полный отчет, что совершаю необратимый поступок. Ну вот и не будем об этом.
Но за стариком я все-таки плелся – теперь ради него самого. За несколько дней «эксперимента» у меня успел выработаться охотничий навык: вам нужно странное? Вуаля самое что ни на есть…
Мы шли уже по мосту – сначала по неразводящейся его части, по променаду нижнего яруса, мимо ресторанных столиков, мимо выносных стендиков-витринок с соблазнительно выложенными на льду рыбно-моллюсковыми инсталляциями. Зазывалы, как это тут водится, чуть не за руки хватали, пытаясь затащить в очередное заведение, – один, я видел, прикопался к моему «хиппарю»: выгодного, понимаешь, клиента узрел. Дедок, однако, не стал подобно мне вяло качать головой – он остановился и вдруг сам хлопнул этого турка по плечу. Завязался бурный, с жестикуляцией диалог – я не слышал, на каком языке. В ходе него «мой» опять ахнул визави по плечу – да так, что тот пошатнулся. И еще. И опять. И стал наступать на него, вопя что-то, грозящее перекрыть уличный гвалт, норовя снова врезать открытой ладонью. Секунда-другая – турок бесславно ретировался. Дед вроде даже хотел последовать за ним в глубь заведения – но ограничился тем, что поменял местами стулья за соседними пустыми столиками.
Становилось интересно – я продолжал следить за психом из нормального любопытства. Променад кончился, мы – псих, я следом – поднялись на верхний ярус. Здесь вдоль перил расположились шеренгой рыбаки – длинные многоколенные удилища, голые загорелые спины. Четверо сидели прямо на асфальте, вокруг чего-то, мною не видимого, – мой «объект» подошел к ним, нагнулся… отобрал у одного что? – ложку… зачерпнул, кинул в рот, двинул дальше. Едоки пялились ему вслед. Проходя мимо, я увидел сковороду, в ней рыжее, непонятное, вкуснопахнущее.