Вдруг оркестр стих: чуть слышно звучала одинокая флейта, задевая глубинные струны в душе. Я оглянулся и увидел, как Тесак пробует разбить раму возле чертовски невозмутимого мужика. Мой друган бьет все чаще и чаще локтем в стекло и, выдохшись, делает разбег для того, чтобы разбить раму с ноги. Но именно в этот момент я чувствую, как к одинокой флейте присоединяется штук пять гобоев, а затем и один бас-кларнет. Секунду спустя мужик хватает разбежавшегося Тесака за ногу, разбившую стекло, и валит на пол. БАХ! Это ударили цимбалы. БАХ! Мужик теперь сидит на Тесаке и усердно работает кулачищами. Бу-у-ум! Рокочут литавры.
– Получай, сука! – орет этот мудила и продолжает работать кулаками.
Я делаю паузу и прикидываю, успею ли нанести удар до того, как этот долбоеб встанет с моего другана. Дыхалка – просто в жопу! Я думаю, мужик занимается Тесаком, а оркестр начинает новую часть симфонии Бога, т.е. меня… И вот, когда заново грянули духовые, а с ними и цимбалы, и литавры, я на механическом уровне понял, что от меня требуется.
Завидев движение с моей стороны краем глаза, мудила быстро вскочил… но еще до этого я прыгнул через два сиденья в проход. И я оказался быстрее! К симфонии подключились медные трубы, извлекающие слишком низкие, зловещие ноты на октаву ниже, чем мне хотелось бы. Теперь я сидел на этом козле и крепко занялся обрабатыванием его лица. Так получилось, что его руки после приземления оказались прижатыми к полу моими коленями. То бишь я мог спокойно метелить его беззащитное лицо. Он пытался вертеть головой в разные стороны, но если я принимаюсь за работу, то выполняю ее качественно – удара с десятого от носа этого хуетеса остались только воспоминания, под обоими глазами налились мощные синяки, а передние зубы превратились в окрошку и провалились ему в глотку. Я закончил, чухан подо мной перестал дергаться. Последние ноты медных труб и тромбонов стихали в моей голове.
Я поднимаюсь (0:54) сам и поднимаю Тесака. Он будто создан для таких битв! На лице ни одного кровоподтека. Я спрашиваю, как так получилось. Он отвечает, что просто ушел в глухую оборону. И улыбается. Довольный! Я бросил взор на поле битвы: пол усеян битым стеклом, ветер врывается в разбитые окна, на стороне Тесака, как вырванный глаз, поскрипывая, болтается выдернутая из проема рама.